Шеф: В этом милом доме можно думать все, что угодно. Аналогия, конечно, слишком прямолинейна, но если вы прослушаете записи допросов, то узнаете, что сто лет тому назад некий капитан Харт выстрелил барону Каспару фон Кольбатцу прямо в сердце, а потом повесил его головой вниз. Или наоборот: сначала повесил, а потом выстрелил. В шестнадцатом веке, уважаемые коллеги, в башне тоже был повешенный!
Поручик Домбал: Прямо роман с приведениями. Последних, правда, пока не видать…
Шеф: Домбал!.. Прошу дальше, доктор. Почему именно на лестнице? Почему не в коридорчике? Почему не в комнате со стульями? Чем вы можете объяснить выбор места преступления, доктор Куницки?
Доктор Куницки: Вы мне позволите прибегнуть к помощи спекулятивного предположения? Итак — почему башня? Если не стечение обстоятельств, если — повторяю — не неизбежность заставила убийцу действовать в башне, то я предполагаю, что он поступил вполне преднамеренно. Попрошу обратить внимание на местоположение башни. Первое: находится вдали от жилых комнат. Второе: лестница, ведущая туда, настолько темная и узкая, что можно атаковать внезапно. Например, убийца приглашает жертву осмотреть старинные часы. Это, кстати, уже третье возможное побуждение для выбора места. Есть и четвертое. Башню можно покинуть, не будучи замеченным никем из живущих в замке. Темный коридорчик, нежилая комната со стульями, пустой холл, салон, где мы сейчас сидим, и — сразу выход к жилым помещениям.
Шеф: Браво, доктор!
Поручик Домбал: При нас вы и не тому научитесь…
Шеф: Домбал! Прошу вас… Переходим к следующему вопросу: ЧЕМ убили?
Доктор Куницки: Ваша гипотеза вполне обоснованна. Убийство совершено с помощью трости, старинной трости с ручкой в форме головы грифа. Я могу это утверждать абсолютно определенно, поскольку проделал небольшой эксперимент. Повторный след от удара ручкой трости имеет те же самые особенности.
Поручик Домбал: Судебная медицина все-таки противная работа. Я не смог бы так трахнуть покойника по башке, как это сделали вы, доктор.
Шеф: За это говорит и изменение в положении трости на стене, которую потом повесили на крюк другой стороной. На вопрос: КАК убили? — мы сможем ответить, если опять-таки обратимся к данным доктора Куницкого. Убийца держал трость за самый конец и ударил справа налево, стоя в каком-либо метре от жертвы. Но это еще не исчерпывает проблемы. На вопрос КАК? нужен и дополнительный ответ: действовал ли убийца в одиночку? Или ему кто-то помогал? А если была помощь, то с чьей стороны и почему? Последний вопрос вызывает множество новых.
Поручик Домбал: Если мы не узнаем мотивов преступления, то не сумеем сказать ни слова больше. Я считаю, что с этим векселем получается совсем неглупо. Только у меня в голове не умещается, что один тип может прихлопнуть другого из-за клочка старой бумаги. Хотя это дело напоминает мне уголовный процесс в Новой Хуте. Вы помните? Тюльпан обвиняет Сержпутовскую… Ну, конечно… Одна баба зарезала бритвой другую — не поделили ключа от двери на чердак, где вешали белье. И здесь могло начаться из-за мелочи.
Шеф: Конкретно? У Арнима фон Кольбатца был вексель?
Поручик Домбал: Ничего тут нет конкретного. Почему не наоборот? Вексель у убийцы, он показывает его Кольбатцу и предлагает купить. Арним платит, получает по лбу, а убийце остаются и документ и деньги.
Шеф: Совсем здорово! Или история повторяется. Сто лет тому назад нечто подобное хотел проделать Каспар фон Кольбатц с капитаном Хартом и поляками, когда выдал их жандармерии. Послушайте, пожалуйста, записи.
Доктор Куницки: Есть еще один вариант: ни убийца, ни жертва ничего не знают о векселе. Документ им показывает третье лицо, и они не могут его поделить. Например, Фрич или Бакула.
Шеф: Или Аполония Ласак. Вариантов наберется много. Они могут расти в геометрической прогрессии. Я думаю, однако, что вексель оставался в замке. Последним известным владельцем документа являлся капитан Харт.
Доктор Куницки: Нам, по-моему, остается только один выход: вызвать дух покойного. Ласак могла бы нам оказать неоценимую помощь в данной сфере деятельности… Однако все это шутки. Известны ли нам отношения убитого с обитателями замка?
Поручик Домбал: Никто ничего не знает. Они видели его первый раз в жизни. Ласак с ним почти не разговаривала. Фрич заявил мне на предварительном допросе, что ему сразу показалось, будто Арним замышляет недоброе. Труда утверждала, что Кольбатц. расспрашивал ее о жизни немцев в Польше. Бакула показал, что дважды спорил с Арнимом о политике ФРГ и о границе по Одеру и Нейсе. Что это за отношения? Лучше всех нас разобралась в ситуации старуха Ласак: твердит себе упрямо, что немца убило привидение — и точка!
Шеф: Хватит. Постараемся выяснить еще один вопрос. Почему Бакула сразу похоронил умершего, а утром уведомил милицию? И при том варшавскую милицию. Почему не… Домбал? Домбал?! Что такое? Кто стрелял? Домбал! На выход! Быстро!
3
Домбал на бегу ставит пистолет на боевой взвод. Выстрелы — так мне кажется в первый момент — рвутся под самыми окнами замка. Вылетаем из холла, сзади хлопают двери, эхо барабанит в ушах до тех пор, пока нас не оглушает вой ветра. Снова две очереди из револьвера-автомата. Желтые вспышки рассекают синеватую тьму ночи и гаснут за правым крылом замка. Куницки что-то бормочет, но вой ветра глушит слова, и я не понимаю, чего он хочет. Стискиваю пистолет и мчусь прямо по снежной целине. Белая мокрая каша хлещет в лицо, застилает глаза, ветер врывается в легкие, и вдруг, почти с облегчением, я лечу в сугроб. Куницки помогает мне подняться, и теперь, наконец, до меня доходит, что он просто ругается самыми последними словами. Домбал исчез. Мы беспомощно стоим среди сугробов. Снег ледяным обручем сжимает застывшие ноги. Из тьмы движутся на нас два желтых глаза.
Это Домбал с милиционером. Сержант держит револьвер-автомат дулом вниз.
— Гражданин капитан… — Сержант вытягивается по стойке «смирно», но я жестом приказываю ему идти к замку. Весь нижний этаж правого крыла ярко освещен. Море света заливает двор., где все еще пляшут снежные вихри.
— Что случилось? — спрашиваю я, когда за нами закрывается дверь.
— Гражданин капитан, докладывает сержант Лигенза, пост номер два. Я заметил человека, который шел к замку, и приказал ему остановиться. Три раза повторил «Стой!». Но он припустился бежать. Тогда я согласно распоряжению, гражданин капитан… Согласно распоряжению стрелял.
— Промазал, — успокаивающим тоном замечает Домбал.
— Следы?
— Ведут к замку.
— Так ищите, черт побери! Что вы встали?!
Ветер хлопает дверями, заносит снежные клочья даже в холл. Куницки вытирает лицо, белое как таблетка, тянет меня за рукав и бормочет что-то непонятное.
— Оставьте меня в покое, — говорю я ему и останавливаюсь как вкопанный в дверях салона. Под люстрой, все лампочки которой сияют ярким светом, словно гости, приглашенные на великосветский прием, выстроились Бакула, Фрич, Труда и Ласак.
— А вам что здесь понадобилось?
Молчат. Оскорблены моим невежливым тоном. Переглядываются. Наконец Бакула вынимает правую руку из кармана пиджака, слегка наклоняет голову и любезно информирует:
— Мы хотели узнать, что случилось, пан капитан.
— Ничего. Абсолютно ничего, пан доктор Бакула, — отвечаю я и разглядываю их ноги. Все четверо обуты в мягкие домашние туфли. У Бакулы — кожаные коричневые элегантные. Он весь такой. От идеально треугольного узла галстука до домашних туфель.
— Стреляли, если не ошибаюсь, — говорит Бакула.
— Так точно. Промазали. Желаю всем спокойной ночи.
Они тихо уходят. Бакула — первым, слегка наклонив голову. Только теперь я слышу далекую музыку.
— Концерт, доктор? Он отвечает с улыбкой:
— Вы хотите послушать? Милости прошу. Лютославски.
И исчезает.
Куницки падает в кресло и растирает замерзшие руки.
— Что могло случиться? — задумчиво спрашивает врач.
— Пришел Дед Мороз и принес мыло.
— Почему мыло? — удивляется Куницки.