— Тебе показалось. Солнце! — Она опустила на лицо очки и уставилась на океан.
На нем всегда были волны — иногда несильные, но чаще — большие и беспокойные, словно океан пытался таким образом рассказать людям бесчисленные невеселые истории о них самих.
— Кстати, ты не говорила, где работаешь.
— Кстати, ты не спрашивал, — безучастно ответила она.
Ответ на вопрос, который мог не на шутку разволновать ее неделю назад, уже был лишним. В принципе, она могла ответить что угодно, и это бы ровным счетом ничего не изменило.
— Вроде спрашивал… — Он вальяжно махнул рукой проходившему мимо официанту. — Another cocktail like this, please! — постучал он пальцем по бокалу. — Хочешь что-нибудь? — делано спохватился Даня, когда официант уже отошел к соседним лежакам.
— Воды.
Инфанта дотянулась до бутылочки, валявшейся в ногах, и сделала большой глоток.
Тошнота, преследовавшая ее последние дни, не прошла.
— Обедать где будем? Сюда закажем или в ресторан отеля пойдем? — беспечно спросил он.
Похоже, его действительно не интересовало, где она работает и где взяла деньги на поездку. Разговор о своей доле в оплате отеля и билетов он, даже ради приличия, так и не поднимал.
Цены здесь оказались непомерно завышены даже на такие мелочи, как вода.
Инфанта прекрасно понимала: рассчитаться за все дополнительные расходы — жратву, бар, посещения спа — ее любовнику не по карману.
И все равно, продираясь сквозь тошноту и чувство тревоги, с трудом давя в себе недовольство и раздражение по отношению почти ко всему, что ее здесь окружало, она, пусть и не так, как мечтала, чувствовала себя счастливой.
Время страсти коротко.
Любовники, в сотый раз познавая друг друга, по законам природы не могут быть так же восторженны, как в первый, второй и даже в пятый раз.
Долгими, густыми и влажными, незаметно переходящими в ночь вечерами Даня давал ей то, чего никогда не давал ни один мужчин.
Негу и нежность.
Теперь уже они не всегда доходили до разрядки.
Все чаще и чаще подолгу лежали в подсвеченной уличными огнями отеля темноте и, поглаживая друг друга, молчали каждый о своем.
Через неделю ей захотелось прервать их общение на последней (как она это мучительно чувствовала), пока еще позитивной ноте.
Но до вылета на родину оставалось еще три долгих, тошнотно-душных, праздных дня.
От шведского стола на завтрак, от изученного вдоль и поперек обеденного ресторанного меню ее воротило так, что она ограничила свой рацион водой, травяным чаем и пустым рисом.
Даня же продолжал чревоугодничать и делал это с какой-то быдлячьей жадностью.
За время отдыха его живот успел раздуться, а изо рта постоянно разило то пивом, то чесноком.
И еще он стал уже безо всякого стеснения пялиться на пляжных девок.
В один из дней от Пети пришло сразу несколько сообщений.
В первом он пояснил, что встречу ордена с большим трудом удалось перенести с конца декабря на первые выходные месяца.
Она не стала отвечать.
Ее внутренний ресурс, легко позволявший управлять этим балаганом, иссяк на корню.
«Рухнет орден — рухнет легенда, — устало понимала она. — И я достаточно скоро останусь без привычного дохода».
Оставался еще один вариант — познакомиться с назойливым Вислаковым, запудрить ему мозги и осесть в его клинике в качестве какого-нибудь психолога-сексопатолога.
В следующем сообщении мент писал, что деканша резко захандрила и, надеясь на чудесный дар «богини», умоляет ее о скорейшей встрече.
На это сообщение, давя в себе приступ злости, она тоже не ответила.
«Мышь нафталиновая… Умоляет она, интеллигентка хренова… Ненавижу! Ненавижу этих прижизненных мучениц, всех этих музыкантш, училок, искусствоведок… Гори они все в огне!» — отбрыкиваясь от нехорошего, неясного чувства, раздражалась она.
44
Проснувшись, Варвара Сергеевна почувствовала, что силы постепенно возвращаются в ее исхудавшее тело. Она с удовольствием потянулась и, не вставая, сделала легкую гимнастику.
После завтрака, состоявшего из манной каши, куска хлеба с сыром и все того же отвратительного кофе, в палату зашла невролог.
Судя по неторопливости ее движений, по тому, как основательно она устраивалась на придвинутом к кровати стуле, Самоварова поняла, что та зашла к ней не на минутку.
Искоса наблюдая за ее движениями, Варвара Сергеевна сделала «больное» лицо и натянула на себя одеяло.
— Вчера вы не представились — или же я просто не помню, — вяло сказала она.