К тому же на первом жила «душа и совесть подъезда» Маргарита Ивановна — теперь уже совсем пожилая женщина, мимо которой когда-то и комар без спросу не пролетал. Начав работать в органах, Варя насмешливо-ласково прозвала ее про себя «домушницей».
Оставались только квартира напротив (интеллигентная семья пожилых инженеров) и шесть наверху. Одна, на пятом, давно сдавалась. По слухам, одна из квартир на третьем с недавнего времени — тоже.
Жильцы остальных были хорошо знакомы, и никого из этих приличных с виду людей, включая тех, кто жил на первом, заподозрить в этой мелкой гадости она не могла.
Настроение было испорчено.
Вроде бы пустяк — ну не дошел кто-то до уличной помойки, предпочел решить свою проблему таким вот способом…
«Как мы все-таки зависим от мелочей, и со знаком плюс, и со знаком минус!» — вздохнула Самоварова.
Надо было срочно поднять настроение, и потому, прежде чем навестить квартиру доктора, она решила зайти в любимую кондитерскую, чтобы заказать на вечер воздушный торт-суфле, который любила Анька.
Семейная пара молдаван, работавших в квартире доктора, оказалась шумной и хитрой.
— Ой! — с порога вздохнула жена. — Три дня на помойку бегали как приговоренные! Большой расход по мусорным мешкам… И знаете что? Нам пришлось приплатить таджику, который убирает двор, чтобы помог, сами бы не справились, — скороговоркой поясняла Самоваровой кобылистая розовощекая полная женщина в пыльной хлопковой косынке.
Варвара Сергеевна нахмурилась:
— И во что же вылился этот дополнительный расход?
— Игорь! — зычно крикнула молдаванка.
На ее зов из ближней комнаты вышел плотненький, средних лет мужчина, по-хозяйски державший в зубах дымящуюся сигарету.
— Дай-ка наш блокнот… Вот, — сощурилась над цифрами жена. — Мы же каждую копейку записываем! Мешков ушло больше на целых пять упаковок. Мешки дорогие, плотные, для выноса строительного мусора, по 150 рублей упаковка. А таджику мы тысячу в день давали из тех денег, что вы нам оставили. Всего три тысячи.
Разговор о мешках и мусоре возник как нельзя некстати.
— Он что, три дня мешки выносил? — разозлилась Самоварова.
— Не он, а мы вместе с ним! Он-то крепкий, молодой, а у Игореши спина больная… Если бы выносили сами, еще бы день простоя случился… Вы сами просили не тянуть, сделать побыстрее! — бойко оправдывалась молдаванка.
— Впредь, если получается дополнительный расход, прошу ставить меня в известность заранее, — отчитала маляршу Самоварова.
— Мила моя! — ничуть не смутившись, развела руками женщина. — Ремонт — дело такое, ничего до рубля не высчитаешь, уж поверьте! Квартира — живой организм. Она как человек, понимаете? Каждый божий день в ее кровушке происходят какие-то изменения.
— А погоревшая, с обугленным хламом, — как тяжелобольной, — вставил свои пять копеек Игоряша и демонстративно схватился за поясницу. — Разве можно уперед подсчитать, сколько раз придется сбегать на помойку?
— Надеюсь, вы меня поняли!
Чтобы обрубить дальнейшие возможные разговоры о подвиге рабочего с больной спиной, Самоварова, больше для видимости, деловито прошла на кухню — смотреть там было еще не на что. Грязные стены, черная дыра на полу на месте выброшенных стола и табуреток, и маленький, выглядевший особенно жалким, уцелевший островок плиточного пола у кухонной стенки.
— Плитку-то почему не отодрали?
— Так успеется! Делов-то на полчаса, — зашумел за ее спиной Игоряша.
— А потом расскажете, как тяжело было ее на помойку выносить и что опять таджика пришлось нанимать! — махнула рукой Самоварова и поспешила убраться из квартиры.
Вид осиротевшего, больного жилища расстроил ее окончательно.
3
Неприлично чистый белый «мерин» парковался возле малоприметного грузинского ресторанчика.
Переулок находился в центре города, и все парковочные места были ожидаемо заняты.
Водитель «мерина», прижавшись вторым рядом к стоявшим на парковке машинам, включил аварийку.