На окошке вместо цветов два дешевых стеклянных подсвечника с красными свечками — вероятно подарок кого-то из Ларкиных студентов.
Самоварова послонялась по комнате.
Ларка, научившаяся справляться со своим одиночеством, никогда не ныла, ни на что не жаловалась.
Варвара Сергеевна даже не знала, был ли у нее кто после развода.
В большинстве случаев холостяцкая жизнь действует на женщину разрушительно. До поры до времени спасают заменители: работа, бесконечные проблемы бесконечных приятельниц, пара вечерних бокалов вина.
Обманывая природу или обманутые природой, одинокие хранительницы никому не нужного, едва тлеющего очага, старея, частенько обзаводятся дурным характером, вялотекущим алкоголизмом, пессимистично-циничным настроем.
В Ларке жила огромная сила, позволившая ей не только выжить в плену, но и быть благодарной судьбе за то немногое, что она не слишком щедро ей отщипнула.
Погладив натянутое по струночке покрывало, Варвара Сергеевна спохватилась и побежала в соседнюю комнату — убрать за собой постель.
Вернувшись, включила телевизор и, постеснявшись нарушить порядок, уселась на полу.
Пощелкав по каналам, остановилась на каком-то второсортном сериале о жизни женщины-следователя, занимавшейся поимкой маньяка.
Подмечая детали, Самоварова то и дело усмехалась. Ремонт, сделанный в квартире простого капитана, стоил десятки тысяч долларов. Да и внешний вид дамочки…
В таком прикиде не в криминальный отдел идти, а сразу на фотосессию для модного журнала!
Перестав следить за невнятным сюжетом, Варвара Сергеевна размышляла о том, как всю свою жизнь, дабы выглядеть достойно, выкручивалась и экономила.
Волосы красила самостоятельно, в парикмахерскую — по особым случаям.
Масочки из подручных средств, перед Новым годом или днем рождения — недорогой курс массажа у Ренаты, бывшей модели, отмотавшей по валютной статье пятерку и освоившей в колонии-поселении чудесную технику, за сорок минут подтягивающую овал и разглаживающую морщины безо всякого ботокса.
Не гнушалась носить на переделку в соседний дом к портнихе-надомнице свои или Анькины вещи.
На шпильках бегала лет до сорока и каждый выходной тщательно начищала небогатый обувной запас.
За весь многолетний роман с Никитиным ни разу не просила у него ни денег, ни продвижения по службе.
Подарков он не дарил, цветы вручал, как и остальным сотрудницам, по поводу и на службе.
Но когда десятилетняя Анюта месяц провалялась с воспалением легких, Никитин навещал часто. Не решаясь переступать порог квартиры, таскал им банки черной икры и увесистые пакеты с мандаринами.
И только рядом с Валерой она по-женски расслабилась.
С первого дня знакомства он водил ее в кафе и недорогие, по карману, но милые ресторанчики, готовил для нее, баловал неожиданными подарками и ежедневно беспокоился о здоровье.
Но важного, цепкого и страшного, того, что изводило ее почти два месяца, не расслышал и не почувствовал…
В руке дрогнул мобильный.
— Ма, ты как? — неожиданно мягко и вкрадчиво спросила дочь.
— Все хорошо, котик. Как ты, наверное, знаешь, я у тети Лары.
— Ну… ты домой-то возвращайся… Доктор, хоть и зол на тебя, доводить с больницей до белого каления не будет. Мы с ним полночи просидели, проговорили.
— Ясно, — улыбнулась Самоварова.
На сердце потеплело от того, что двое самых близких людей сдружились.
— Ань, что с твоим секретным заданием?
— А… ты про эту… пока тишина… А я уже про нее и забы-ыла, — протянула легкомысленная Анька.
— Вот и славно! — выдохнула Самоварова.
— Ты сегодня вернешься?
— Буду стараться. Надо помочь Ларке с одним делом, — солгала она. — Управимся за день — вернусь.
Через три часа невыносимого ожидания, которое она заполняла щелканьем по каналам, пытаясь сосредоточиться хоть на одной из передач, повалилась информация от Никитина.
Фото паспорта Марины Николаевны Карпенко совпадало с внешностью свидетельницы пожара с одним отличием: на фото была брюнетка с короткими волосами.
Заплечный, вероятно чем-то обязанный полковнику или кому-то из его знакомых, пошел навстречу и принял его в офисе за утренней чашечкой кофе.
Рассказал следующее: несколько лет назад Карпенко работала его личной помощницей. Пока вставал на ноги, был вынужден, как и многие предприниматели, платить людям «в черную». Карпенко числилась в его штате уборщицей с минимальной ставкой.