Аньке оставалось только подбочениться, набить карманы халата семечками и, грозно топая ногами по лестнице, идти скандалить к соседке.
«Боже мой… как сильна генетическая память! Однозначно, в роду ее папаши был кто-то из глухой деревни… Иначе каким же образом милая образованная женщина может в считаные секунды превратиться в воинственную хабалку?» — промелькнуло в голове у Самоваровой, пока она судорожно подыскивала правильный ответ.
Ответа не было.
«Если не знаешь, что сказать, говори правду», — решила Варвара Сергеевна, хоть и предчувствовала, что неприятная тема, скорее всего, обернется против нее самой.
— Это не она. И не говори так о людях. Это гадко.
— Ох, простите, мисс Утонченность! Как же ты в органах, общаясь со всяким отребьем, столько лет оттрубила, если тебя безобидное слово «грымза» вымораживает?
— Меня не слово вымораживает, а твой хамский тон, — отчеканила Варвара Сергеевна. — Не разобравшись, нельзя огульно охаивать хорошего, к тому же пожилого человека.
— Тут нечего разбираться! Олег уже ходил к ней дважды и предлагал перекрасить потолок! А ей все некогда: то у нее тахикардия, то давление.
— Вот видишь, это лишь подтверждает, что она не держит на нас зла.
— Тогда кто? Кто еще целый день сидит дома и кому, кроме нее, нехрен делать?
— Ань… я не знаю… — тяжело выдохнула Варвара Сергеевна, заставив себя пропустить мимо ушей Анькин намек. — Но сегодня этот «кто-то» извратился до того, что подкинул под нашу дверь плюшевую игрушку, внутренности которой были набиты вымазанными в помоечных отходах пакетиками с соком.
Анька выключила кран с водой и, широко распахнув глаза, присела на стул.
— Это как?
— Вот так.
— И где сейчас эта собака?
— Там, где ей и положено быть, — на помойке. Я засунула ее в мешок и вынесла из подъезда.
— Зачем?! — негодовала Анька.
— Затем, чтобы не испортить тебе настроение. Достаточно того, что его испортили мне.
— Ма, ты вообще нормальный человек?! Ты своими руками берешь и вот уже в который раз уничтожаешь улики!
— А ты считаешь, я должна была позвонить в полицию?! — вдруг разразилась истерическим хохотом Самоварова.
— Конечно! А если бы в собаке была бомба?
— А-ха-ха! Бомба! Ради такой, как я, на фиг никому не нужной грымзы, уж поверь, с бомбой никто связываться не будет!
— А с чего ты взяла, что действия злоумышленника направлены против тебя? — соображала Анька, и глаза ее лихорадочно заблестели. — Мешки начали появляться после того, как подожгли квартиру доктора, и после того, как он переехал сюда.
Варвара Сергеевна нетерпеливо махнула рукой:
— Ань, доктора целый день нет дома! И тебя нет, и в те дни, когда у Олега выходной, мешки не появляются.
— И что ты хочешь этим сказать?
— Послания отправляют мне.
— И их никто больше не видел… — Теперь Анька глядела на мать с тревогой.
— Что ты хочешь этим сказать? — У Варвары Сергеевны внутри все клокотало. Она тут же поняла, к чему клонит дочь.
До знакомства с Валерой Варвара Сергеевна регулярно посещала психиатра из ведомственной клиники.
Горсти корректирующих сознание таблеток тайком выбрасывались ею в помойку, но диагноз «шизофрения» с нее официально никто не снял.
Из органов ее попросили, из уважения к заслугам, уйти по этой же причине.
Почти целый месяц она провела в темнице — психиатрическом отделении, где ее пытались последовательно превратить в овощ.
Но все это было давно и как будто не с ней…
Анька же знала, что ее подставили!
Принципиальные и честные люди неудобны обществу, из них часто делают дураков.
Дочь не могла не помнить, как было на самом деле! Как халатные прокуроры, ловко выстроив обвинение из собранных Самоваровой доказательств, быстренько повесили покушения на убийство на ни в чем не повинного человека. Встречаясь с подследственным, Варвара Сергеевна очень скоро поняла: это не он — и начала сбор фактов, доказывающих его невиновность. Но бюрократическую машину было уже не остановить.
Потеряв веру в себя и правосудие, Самоварова предприняла неловкую попытку свести счеты с жизнью. Об этом тут же узнали в ведомстве и, уцепившись за столь выгодный факт, цинично вытолкали ее на обочину.
— Ань, ты сомневаешься в моей вменяемости? — С трудом давя в себе гнев, она глядела дочери прямо в глаза.
Анька отвела взгляд.
— В твоей вменяемости я не сомневаюсь, — наклонившись под стол, Анька выудила оттуда внимательно прислушивавшуюся к разговору Капу. — Я сомневаюсь в твоих фантазиях.