— Привет, Сережа! — Варвара Сергеевна с удивлением уставилась на клубы дыма. Оглядев кабинет, прошла к журнальному столику. Не дожидаясь приглашения, присела в одно из кресел.
«Что же у него стряслось?» — напряженно думала она. Теперь уже было ясно, что она вовсе себя не накручивает. Не только вернувшиеся через пятнадцать лет (и, судя по дымной завесе, не в порядке исключения) сигареты, но и незримые импульсы, исходившие от полковника, хорошего не предвещали.
— Расскажи, чем ты сейчас занимаешься. — Растерзав в массивной хрустальной пепельнице окурок, Никитин вышел из стола.
Пройдя к окну, встал к Самоваровой спиной.
Все, что она хотела ему сказать, о чем попросить, рассыпалось вмиг на осколки.
Эта напряженная спина… Этот тон…
После того как ушла со службы, она не раз забегала в отделение, в частном порядке оказывая бывшему начальнику помощь в расследовании некоторых преступлений. Какой бы нервный ни выдавался у него денек, Никитин всегда встречал ее улыбкой и распахнутыми объятиями.
— Все нормально, — уронила она. — Что у тебя?
— У меня? — обернулся полковник — его взгляд был необычайно тяжел. — Ты пришла узнать, что у меня?!
Он развернулся и подошел к столу. Щелчком пальцев выбил из пачки и прикурил очередную сигарету. Варвара Сергеевна разглядывала его немодный, устаревшего фасона пиджак. В такие вот серые, сидящие мешковато независимо от фигуры пиджаки когда-то были упакованы почти все руководящие мужи советских времен.
— Я пришла потому, что ты меня позвал. Что хотела, могла рассказать и по телефону.
— А что ты хотела рассказать? — Полковник напряженным взглядом вперился в ее лицо.
— Тебе правда интересно? — Самоварова с трудом подавляла в себе желание прикрикнуть на него, чтобы наконец прекратить, как сказал бы Олег, эту непонятку.
— Да, мне очень интересно! — чужим, металлическим голосом ответил Никитин. Протопав по кабинету, он тяжело осел в кресло напротив.
— Может быть, лучше ты, Сережа, расскажешь, что у тебя произошло. — Она изо всех пыталась говорить дружелюбно.
— У моей жены диагностировали онкологию! — разрезав словами воздух, без вступлений бухнул он.
Варвара Сергеевна почувствовала, как задрожали, а затем сжались в кулаки ее пальцы и горло сдавил спазм.
— Сочувствую… — выдавила она.
А что она могла сказать?
Эту женщину, такую далекую и близкую, она по определению любить не могла. Она даже не была с ней знакома. Но шутка ли сказать — сорок лет она знала о ее существовании, ловила на одежде своего любовника запахи ее дома… Как-то в отчаянии она испачкала помадой его рубашку и даже несколько раз звонила на домашний — чтобы садистски молчать в аллекающую встревоженным женским голосом трубку… Но искренне жалела ее погибшую болонку, делилась с ней через ее мужа телефонами репетиторов для их дочери, а однажды, засидевшись с Сережей в отделе допоздна, даже ела ее суп, про который Никитин в обед забыл… Так много, оказывается, было вместе пережито за эти бесконечные годы!
Она ее уважала — за то, что заботилась о человеке, которого долгие годы они обе любили. Эта женщина ей часто мешала быть счастливой в каком-то конкретном дне, потому что у нее вдруг приезжала из Саратова мать или ее довели до истерики на работе, и верный муж, резко изменив планы, спешил домой. Она говорила с ней по ночам… Когда-то наивная Варя, может, и рассчитывала, что «законная» отступит сама, вдруг найдет себе кого-то менее занятого… Но все это было так давно… Законная выстояла и осталась с ним… И она, Варя, тоже осталась, но по другую сторону. Годы сами подкорректировали их роли — одна недавно стала бабушкой, вторая осталась просто подругой.
Но, видит бог, Варвара Сергеевна никогда не желала ей зла!
— Так о чем ты хотела поговорить? — после затяжной, зависшей в кабинете черной тучей паузы снова спросил полковник.
— Уже ни о чем. Это не важно.
— Угу… Значит, сначала ты заваливаешь меня сообщениями, а когда у меня появляется время и я готов с тобой поговорить, это уже перестало быть важным? — гремел из тучи металлический голос Никитина.
— Мои проблемы пустяковые по сравнению с тем, что ты мне сейчас сказал.
Не придумав ничего лучшего, Варвара Сергеевна встала и направилась к двери.
— Погоди! Я охотно выслушаю все твои проблемы! — издевательским тоном закричал ей в спину Никитин.
Дверь открылась, едва не ударив Самоварову. На пороге стояла секретарша с подносом.
— Ой, простите! — Поднос в руках секретарши покачнулся. — На всякий случай положила для вас сливки, — виновато добавила она.