Вывалив содержимое ящика на стол, Самоварова принесла из комнаты очки. Разглядывая даты на пузырьках и упаковках, раздраженно, непонятно к кому обращаясь, кричала:
— Анька, засранка! Здесь больше половины давно просрочено, а ей все некогда разобраться и выбросить!
Покидав в мусорное ведро добрую половину, заметила оставшуюся лежать на столе помятую пачку таблеток. Этот адский транквилизатор ей когда-то назначила врачиха из ведомственной поликлиники, где она наблюдалась, выписавшись из больницы. Попринимав его пару дней, Самоварова стала замечать чудеса — от нее вдруг стала «отъезжать» раковина, в левом углу ее комнаты завелся не утихавший днем и ночью сверчок, а в голове присутствовало постоянное ощущение карусели. Зато депрессия как будто сдалась и уползла, наблюдая за ней из-за угла — с таким изобилием тревожных чудес вокруг Варваре Сергеевне стало скучно лежать целыми днями на кровати.
Как только бросила принимать таблетки, депрессия — родненькая и настоящая — вернулась, а чудеса исчезли.
Самоварова выдавила из блистера таблетку и, давя в себе сомнения, сунула ее в рот.
Фильтр для воды был пуст.
Чертыхнувшись, она выплюнула таблетку в помойное ведро.
— Ладно, справимся без этого дерьма, — неуверенно пояснила она переместившейся на кухонный шкаф Капе.
Кое-как прибравшись на кухне, Самоварова, брезгливо, кончиками пальцев, прихватив фото, пошла к себе.
Упала в кресло, поправила на носу очки.
«Неужели след ведет к Валерке?! Выходит, Маргарита Ивановна озвучила в нашу прошлую встречу не такую уж нелепую версию… Но при чем тут Никитин? При чем мусорные мешки? Если в поджоге, выжившем доктора из дома и заставившем его испытывать неудобства в чужой семье, присутствует логика, то во всем остальном ее нет…»
Логика. Царица всей ее жизни.
Логике она училась, разглядывая на первомайских демонстрациях чужих людей и выдавая удивленной матери свои предположения. Логика помогала ей решать необязательные для крепкой четверки задачи в школе, логике их учили в институте, логика была первейшим помощником в расследовании преступлений.
Но разве не логичными были некоторые самые сложные преступления?
В основном они совершались психопатами. И дорожка, выходит, снова вела к доктору. Психопаты — по его части.
Дамочка на фото — какова ее цель?
Внести хаос в жизнь доктора, увести его из семьи?
Но для этого в женском арсенале имеется куча других, более надежных и доступных средств, чем поджигать, рискуя быть пойманной, квартиру, а затем набивать тухлятиной и волочить под дверь сопернице тяжелые мешки.
Что-то смутное и тщательно спрятанное билось в глубине сознания, не находя ни выхода, ни ответов.
Самоварова убрала фото в конверт и спрятала его в комоде, прикрыв своим бельем.
Подавив порыв немедленно обыскать Валерины вещи, она, не придумав ничего лучшего, разобрала диван.
Закутавшись в плед, дождалась, пока обе кошки примостились в ногах.
С прикроватного столика на нее поглядывала пачка глицина, лежавшая здесь с позавчерашего вечера. Засунув под язык сразу две таблетки, Варвара Сергеевна прикрыла глаза.
Интуиция. Вечная соперница логики.
Навязчивые, как мелкая и кусачая мошкара, мысли крутились не вокруг доктора и миловидной женщины, воспоминания вновь отшвырнули ее в далекий восемьдесят четвертый год.
…Про «пальчики-свирельки» он впервые шепнул ей в том мае.
Уставшие и разморенные, они лежали на чужой кровати.
Со стены напротив на них осуждающе поглядывал шерстяной бордовый, с рисунком, чужой ковер. Одному богу известно, где Никитин всякий раз добывал ключи от квартир приятелей… Да и чьи это были квартиры? Уже и не вспомнить.
В тот прозрачный, прохладный майский день, следующий после ее дня рождения, она поняла, что является для Сережи существенно большим, чем увлечение. Большим, чем компромисс между настырным зовом требующей разнообразия молодой плоти и чистоплотной совестью семьянина.
Капитан, горевший допоздна на работе и умудрявшийся добросовестно заботиться о семье, впустил ее в часть своей большой и щедрой души.
Никитин выбил для них с Анькой путевки в санаторий в Адлере и настоял на том, чтобы она взяла полагавшийся ей отпуск полностью. «Подумай о дочери! — убеждал он. — А мы в отделе с удовольствием от тебя отдохнем…» — напускал он на себя серьезность.
В санаторий они должны были выехать третьего августа. Путевка была с четвертого, на двадцать один день, но сутки съедала дорога в поезде, лететь самолетом было дорого.