Соседка, на сей раз в индийских джинсах и дефицитной кофточке-«марлевке», как ни в чем не бывало помахала ей рукой.
Самоварова подошла к лавочке, на которой лежал журнал «Бурда» и спицы — судя по яркой пряже, рассыпанной на пакете, соседка вязала что-то модное.
— Варь, вы когда на море? — выждав, пока Варвара Сергеевна с интересом полистала журнал и отложила его в сторону, обратилась к ней Ольга.
— В начале августа.
— Куда конкретно?
— В Адлер.
— Надолго?
— Двадцать один день плюс дорога.
— Дорогая путевка?
Самоварова, не понимая, к чему она клонит, замялась.
— Потяну… За меня профсоюз частично платит. Санаторий ведомственный, для сотрудников МВД и их семей.
— Слушай… Я вот думаю: а если мне с вами Регину отправить? — невозмутимо выдала соседка. — Готова выкупить путевку по полной стоимости и доверенность на тебя, как положено, оформлю.
Варя опешила. Брать с собой в долгожданный отпуск чужого четырехлетнего ребенка?!
Да и все ее фантазии про юг продолжали крутиться вокруг Никитина.
— Это исключено. Я же сказала: санаторий для сотрудников и их семей.
— Неужели нельзя что-то придумать? Я была бы тебе по гроб жизни обязана! — Ольга, с горячечной мольбой во взгляде, вцепилась в рукав ее летней блузки. — Ты же вкалываешь как проклятая, ты, в конце концов, не какая-нибудь секретарша, а офицер! Неужели тебе не могут пойти навстречу?! Да и девчонкам вдвоем было бы веселей… Моя так просто мечтает поехать с вами!
Огорошенной Варе показалось, что Ольга глупейшим образом над ней издевается.
Но, вглядевшись в ее лицо, она с неприятным холодком внутри заметила, что соседка действительно загорелась этой нелепой идеей.
— Оля, это исключено! — отрезала Самоварова. — Если бы я и могла взять путевку, скажу прямо: я не готова брать на себя ответственность за твою дочь… — добавила она уже совсем тихо, заметив, что сидевшая возле них на корточках Регина внимательно прислушивается к разговору.
— Но я же тебя не раз выручала, когда ты решала… свои личные дела! — не отступала Ольга. Варя, привстав с лавки, отвела глаза. Не только наполненный болезненной страстью взгляд, но и голос соседки — нервный, мощный и тонкий одновременно — ее напугали.
— Мы выручали друг друга, но это не так сложно: посидеть с чужим ребенком пару часов. А то, что просишь ты, как уже сказано, прости, неприемлемо.
— Ладно, я поняла… — многозначительно протянула Ольга и наконец отцепилась от Вариного рукава.
Воздух, обдавший удушливым городским летним жаром, пропитала неясная угроза.
«Жалко, конечно, Регинку. — Повернувшись спиной к соседке, Варя перевела взгляд на девочку. — Правильно соседи судачат: после гибели родителей Ольга стала особенно странной… Как же я раньше не замечала? И этот ее новый модный образ… Так сильно перемениться за пару недель! Неужели снова влюбилась? Но… пытаться устроить за мой счет свою личную жизнь?! Мне бы со своим ребенком и мужчиной разобраться…»
После этого разговора их отношения были окончательно разрушены.
Через несколько дней, когда Варя немного отошла, в ней завозилось неясное чувство вины. Не перед Ольгой, скорее перед Региной.
Перед глазами стоял образ серьезной не по годам, молчаливой большеглазой девчонки, которая с важным видом тщательно намывала руки в ее ванной, жадно поедала посредственную шарлотку и с отчаянной надеждой, которая, словно птичка, готова была выпорхнуть из ее тщедушного тельца, прислушивалась к нелепому разговору про отпуск.
В надежде прояснить и как-то сгладить отношения в один из вечеров Варя набрала соседке, но на звонок снова не ответили.
Во второй половине июля Регина вдруг перестала ходить в летнюю группу.
Варя поинтересовалась у воспитательницы, и та ответила, что мать, написав заявление, забрала ее до осени, отправив на дачу к тете и дяде.
Насколько было известно Варе, у Ольги, часто сетовавшей на то, что не с кем оставить дочь, после смерти родителей родни не осталось…
Кошки спрыгнули с кровати и бросились в коридор, на несколько секунд опередив дверной звонок.
Характер звонков безошибочно оповещал Самоварову о том, кто пришел.
Валера нажимал один раз — коротко, до отказа вдавливая кнопку.
Олег, ценивший не только свой, но и чужой отдых, звонил осторожно.
Анька же с детства трезвонила так, будто вот-вот описается.
А тварь, подкинувшая на днях под их дверь мусорный мешок, звонила воровато и зло.