Спорт Варю никогда особо не интересовал, а тревог относительно будущего как страны, так и системы, которой она служила, ей и так хватало.
— Так что с Ольгой? — переспросила Варя только ради того, чтобы не поддерживать скользкую тему.
Маргарита Ивановна задумалась:
— Она же вроде не пьет?
— Нет. Насколько знаю, капли в рот не берет. Даже странно.
— В том-то и дело… Знаешь, мне показалось, она на «колесах». Какая-то чересчур возбужденная: глаза горят, слова опережают мысли. Я поймала ее у полки с рыбными консервами — она уж как-то слишком поспешно, будто чего-то боялась, набрасывала их в тележку. Консервы хороши для холостяка, водку закусывать, но не для матери маленького ребенка.
— Почему же? Моя время от времени шпроты с хлебушком да с лучком с удовольствием ест.
— Регинку я что-то вообще не вижу, она в сад, кстати, ходит?
— Нет. Ольга написала заявление и забрала ее. Вроде у родственников она каких-то на даче.
— Да?! — поиграла густо накрашенными бровями Маргарита. — Нет у них никого. С отцом Регинки сама знаешь как, а у Ольгиных покойных родителей ни братьев, ни сестер не было — все в войну погибли, весь род как выкосило.
— Может, остались какие-то близкие друзья?
Маргарита махнула рукой:
— Затворники они были, а то не помнишь! Когда хоронили, кроме Ольги, меня и Тоньки, никого на кладбище не было. Странная семейка, что тут скажешь. Еще когда бабка их жива была, древняя такая, горбатая, с бородавкой в полщеки… Помнишь? На лавке все сидела… Тогда они хоть как-то с людьми взаимодействовали через нее.
— Бабку смутно, но помню. Всегда ее боялась, неприятная была старуха.
— Ага, еще злоязыкая как черт. И платок пуховый даже в жару надевала. А рубиновой брошкой концы подкалывала. Поговаривали, бесноватая она. В деревне мужика у соперницы увела, а та на нее порчу навела. Вот и вышла: половина ее вроде как нормальная, а вторая половина с бесами разговаривала.
— А квартиру-то как они эту получили?
— Ольгин отец в пятьдесят седьмом году получил. Бабку эту девать, по всей видимости, некуда было, вот и пришлось им с ней одним домом жить. Думали, за Ольгой смотреть будет, пока сами на работе, да бабка та в своем мире жила. Ольга же с детства, что и дочь ее сейчас, шибко была самостоятельная… Ты, может, поднимешься на пятый, посмотришь, что там да как?
— Не стоит…
Про инцидент с садиком и Ольгину просьбу взять Регину в отпуск Варя умолчала.
Обсуждать чужую жизнь ей не хотелось, да и своих забот, как обычно, было полно.
— Ладно, Варь, права ты, чай не тридцать седьмой год, чтобы за соседями следить. Пускай живут как хотят. Мне только девку Ольгину жалко. Без любви она растет.
— Ну, не преувеличивайте… Она просто самостоятельная, как и ее мать, сами же сказали.
— Нет, уж таким волчонком Ольга в детстве не была… Горя хлебнула, вот и головкой поехала… Смотри, — Маргарита кивнула в сторону резвящейся вокруг песочницы Анюты. — Непоседливый, нормальный ребенок! А Регинка как умудренная печальным опытом бабенка… И в глазах — не то злоба, не то тоска.
Варя, желая поскорее закруглить неприятный разговор, отмахнулась:
— Да бросьте вы, все дети разные! Она не так давно с Анютой у нас играла, да, молчаливый, не слишком контактный, но в общем и целом нормальный ребенок.
Над их головами скрипнуло окно. Отдернув занавеску, из него высунулся Маргаритин муж.
— Привет, Варюша. Как там служба — и опасна, и трудна? — подмигнул он Самоваровой и нетерпеливым голосом проголодавшегося мужчины обратился к жене: — Марго, пора бы отужинать!
С кухни тянуло только что пожаренной, с лучком, картошкой.
— Так накрывай! — деловито махнула ему Маргарита. — Но, Ольга, говорю тебе, была в универсаме очень странная, — вернулась она к разговору.
— Думаю, она просто влюбилась, — вспомнив резкие перемены во внешности неулыбчивой пианистки, уверенно предположила Самоварова.
Вдыхая в себя аппетитный запах картошки, она почувствовала сильный голод и окликнула Анюту.
«И я сейчас нам картошечки нажарю…» — наконец распрощавшись с соседкой, решила она.
…Осторожно выпроставшись из-под одеяла, Варвара Сергеевна, под мирное сопение доктора, нашарила в темноте тапки и стянула со спинки кресла халат.
Стараясь ступать как можно тише, она вышла из комнаты.
Хотела было накинуть пальто и выйти к подъезду подышать воздухом, но при одной мысли о том, что она окажется в ночи одна, ей стало не по себе.
Варвара Сергеевна прошла в ванную и, включив воду, присела на бортик.