Погода выдалась удивительно хорошей; такая не часто бывает в здешних местах. 25° на берегу, и 20° вода. Почти рекорд!
Они валялись на дивном песке, поражаясь редкой удаче — отпуск в июле! Да еще у обоих вместе! Прибалтика — и жара! Словом, сказка. Они даже не ездили на экскурсии, что противоречило их правилам. «Надо все увидеть и познать, — говорил Илья, — когда еще сюда попадем». И где бы они ни оказывались — по службе или в отпуске, — неизменно и прилежно посещали все достопримечательности, осматривали города, ходили в музеи и театры. Но такая погода на Рижском взморье сама по себе была достопримечательностью, и ею следовало наслаждаться. Кто знает, сколько еще продержится?
И они бродили по этому необъятному чудо-пляжу, лежали на его мелком золотом песке, высоко поднимая ноги, долго шли по гладкому ровному дну далеко-далеко, пока вода не доходила до груди, а потом плыли вдоль берега лениво, не спеша, переворачиваясь на спину и глядя в белесое теплое небо. Потом выходили где-нибудь километра за два-три от своего санатория и возвращались пешком, останавливаясь у пляжных киосков, чтобы выпить лимонада, съесть мороженое, взвеситься. («Кошмар!» — каждый раз вопила Зоя, глядя на шкалу.)
И снова лежали на теплом песке, купались, играли в волейбол. Словом, отдыхали. Казалось нереальным, что существуют где-то огромные самолеты, боевые машины, ночные походы, марш-броски, парашютные прыжки на лес, на реку, на горы. Жизнь, знакомая людям по книгам и фильмам, а для них привычная, нормальная жизнь.
Трудная, беспокойная, полная романтики и приключений, непостоянная и волнующая жизнь, которую они не променяли бы ни на какую другую… А здесь был теплый песок, бирюзовое море, дурманящий запах хвои, ласковый ветерок и грустный крик белых чаек.
— …Помню, — повторила Зоя.
Они лежали, закрыв глаза, обращенные к солнцу, раскинув руки, всем телом впитывая горячие лучи. Больше не было слов, и, кто знает, что думал каждый из них, лежа вот так на этом золотистом пляже с закрытыми глазами.
Петр родился в самый неподходящий момент, когда старший лейтенант Чайковский был на учениях в далекой сибирской тайге. Со своей ротой он много дней шел, продираясь через ее непроходимые дебри, скрываясь от разведчиков-вертолетов «противника». Но он сумел провести своих десантников до цели, уничтожить заданный объект и без потерь вернуться. Там только и узнал от замполита батальона, что стал отцом.
Зоя и Илья были молодыми, здоровыми, красивыми, и их сын Петр тоже рос здоровым, красивым бутузом. Он родился очень большим и шумным, и имя ему было дано в честь Петра Первого, которым Илья восхищался и которого считал величайшей фигурой в истории России.
— Пусть будет по-твоему, — согласилась Зоя, перебрав для порядка полсотни имен, — но следующего назову я.
— Следующей будет дочь, — уверенно заявил Илья, — и мы назовем ее Зоей.
— Нет, Леной, — возразила Зоя, — но будет сын.
— Дочь!
Этот схоластический спор закончился через три года с рождением девочки, которую Леной и назвали. И хотя ребенок, а тем более двое, как известно, жизнь женщины не облегчают, Зоя умудрялась пусть реже, но участвовать в соревнованиях. Она была теперь спортсменкой высокого класса — чемпионкой и рекордсменкой страны, капитаном команды.
В бытовом и материальном отношении с годами становилось жить лучше: Чайковский стремительно поднимался по служебной лестнице, но новые чины и должности влекли и бо́льшую ответственность, требовали больше времени и сил. Капитан, как известно, не лейтенант, командир батальона — не командир роты.
Капитан Чайковский держался солидно не по годам, и, хотя в подчинение к нему попадали порой офицеры старше его по возрасту, он производил впечатление куда более опытного командира. Да и был таким.
Еще на заре своей военной карьеры, в училище, Чайковский установил для себя ряд незыблемых принципов, которых неукоснительно придерживался на протяжении всей своей последующей службы. Они были не столь уж оригинальны и новы, эти принципы, смысл заключался в том, чтобы никогда не отступать от них. Он, например, привык являться на службу всегда первым. Когда был взводным — в роту, до подъема, когда стал командиром полка, в штаб, задолго до начала занятий.
Он стремился знать, и не только по имени-отчеству, а по характеру, склонностям, достоинствам и недостаткам, каждого своего подчиненного. Вначале каждого солдата, позже каждого младшего командира, когда это стало невозможным, то уж, во всяком случае, каждого офицера полка.