Засухин молча глядел в серые, на этот раз очень серьезные глаза Евстигнеева.
— А что ты можешь сделать? — задумчиво спросил он.
— Мечту жизни построить. У меня, видишь, старший сержант, твердости большой нет, а смелости много.
— В чем мечта твоя?
— Коли понять можешь, скажу… Когда война началась, я в тюрьме сидел. Что хулиган я — это верно, потому что и охальничал и пил. Мог без вина обойтись, а так, из озорства: вот, мол, какой отчаянный. И раньше не таился, и сейчас не таюсь… Ничуть тюрьма меня не испугала. Сижу и думаю: «Выйду, еще удалей стану». А оказалось, что удаль вовсе не в том… Ты мне, старший сержант, сперва на один вопрос ответь: человек сам по себе?.. Или как?
— Сам по себе человек быть не может, — спокойно ответил Засухин.
— Вот!.. Ты это знаешь, а я раньше думал, что проживу. В том, может, и вся моя ошибка. Оказалось, что человек, какой он ни на есть, от родной земли отказаться не может… Накрепко к ней привязан. Сросся.
— Ну, и что же? — помолчав, спросил старший сержант.
— Теперь поправлять надо, что напортил по глупости.
Засухин обдумал.
— На войне тебе легко поправлять, а потом, на гражданке, куда удаль денешь?
— Решил уже. Вот заключится мир, возьму и завербуюсь в самую дальнюю Сибирь золото искать. Я молодой еще — мне об этом думать можно. Мое счастье в том будет, чтобы главные люди про меня сказали: «Был, мол, Евстигнеев на фронте первый воин — Родины защитник, а с войны вернулся — первым добытчиком стал…» Вот я как обдумал… Хочешь, вместе пойдем?
— Скорый ты больно, — снова задумчиво проговорил Засухин.
Может быть, и дольше продолжалась бы беседа, если бы не нарушил ее маленький рыжеватый солдат. Подбежав к блиндажу, он споткнулся о корень и упал.
— Что случилось, сухари с кашей подрались? — съязвил Евстигнеев.
— До нашего командира полковник пришел…
— Один?
— Один.
— Ну и врешь! Полковник один не пойдет… Какой он из себя?
— Молодой такой, а форма высшая командная, пуговицы золотые и погоны ясные.
— Дурья голова, ясные погоны — значит, повседневные. А на погонах что?
— Этого не рассмотрел, только видал, что ясные.
Из хода сообщения показался сержант Канев.
— Говорят, товарищ сержант, начальство приехало?
— Не видел. А что у нашего старшего лейтенанта лейтенант Бовыко сидит — это верно.
— В кителе и в повседневных погонах?
— Как водится.
— Эх ты, рыжая голова, переполоха наделал, лейтенанта Бовыко в полковники произвел!
К приходу лейтенанта Бовыко Трофимов успел проснуться! Пытаясь восстановить в памяти все предшествовавшее неожиданному сну, он никак не мог вспомнить, о чем он думал, засыпая, а вспомнить это ему казалось очень важным и нужным. Появление молодого офицера отвлекло его от бесплодных попыток.
Парадный вид Бовыко вызвал у Трофимова недоумение: «Зачем он вырядился в китель и, главное, нацепил эти погоны? Ведь знает же, что на фронте их носить не следует?..»
По это чувство ворчливого недовольства сразу же улетучилось, когда лейтенант Бовыко улыбнулся и заговорил. Уж очень молодо выглядел он. Перед юностью лейтенанта обвинение в фатовстве или глупости отпадало.
— Товарищ старший лейтенант, по поручению командира полка явился для передачи приказания и…
Стоя перед гостем, Трофимов размышлял: «Мальчик, совсем еще мальчик, и еще, кажется, славный мальчик».
И все время, пока лейтенант Бовыко говорил, Трофимов никак не мог отрешиться от этой мысли. А говорил Бовыко очень много и ужасно важно.
— Во-первых, мне поручено командованием ознакомить вас со сложившейся обстановкой…
— Пожалуйста, я вас слушаю.
Бовыко рассказывал то, что Трофимов сам уже знал от подполковника или товарищей — командиров подразделений, но все это звучало в устах лейтенанта по-новому, чрезвычайно таинственно и важно, потому что он особенно любовно и старательно напирал на специальные военные термины и уставные обороты речи. Так и мелькали? «Передний край обороны»… «пересеченная местность»… «исходный рубеж»… «огневые средства»… «накапливание сил». Говорил Бовыко очень приятным., мягким баском и, вопреки своей украинской фамилии, на певучем и окающем северном наречии.
«Какой ты славный мальчик!» — хотелось сказать Трофимову в то самое время, когда лейтенант отчеканил:
— По имеющимся в распоряжении нашей разведки материалам, следует считать достоверно установленным, что треугольник между отдельным деревом, развилкой грунтовой дороги и круглой высоткой заминирован…