Лейтенант Трофимов не был новичком на фронте. До госпиталя он шесть месяцев командовал взводом и давно привык полагаться на свое умение распознавать подчиненных.
— Садитесь, старший сержант, — проговорил он. — Позвал вас, чтобы познакомиться… Курите?
Чиркнув зажигалкой, Трофимов постарался рассмотреть лицо разведчика. Было оно худое, с желтоватыми, обтянутыми скулами, с густыми черными, спускавшимися вниз усами, закрывавшими уголки длинных и тонких губ. Глаза, глубоко посаженные под сросшимися бровями, щурились от света. Вот и все, что увидел Трофимов. Лицо старшего сержанта не выражало ни ожидания, ни заинтересованности, ни почтительности к начальству, Оно было спокойно до безразличия.
— Я много слышал о ваших ночных поисках, — начал Трофимов. — Теперь нам предстоит вместе служить. Думаю, скоро научимся понимать друг друга…
Фраза получилась вялой и ненужной. Засухин промолчал.
— Будет хорошо, если мы с самого начала узнаем один другого, — поправился Трофимов и резко задал вопрос: — Меня вот что заинтересовало: вы, говорят, однажды в разговоре себя ночным человеком назвали?..
— Было… Старшина небось сказал? — спокойно проговорил Засухин и снова замолчал.
— Что вы хотели этим сказать?
Тррфимов заметил, как при вспышке папиросы усы Засухина шевельнулись, но была ли это усмешка или удержанное желание заговорить — сказать было трудно.
— Вас товарищи не поняли, да и я, признаться, недопонимаю… Очевидно, вы хотите сказать, что любите ночь и молчание?
На этот раз Засухин заговорил:
— Кто же поймет, коли самому неизвестно? Я ведь, товарищ лейтенант, вовсе не об ночи говорю, я особое качество свое хотел высказать.
Засухин с трудом находил слова.
— Спокойную мысль люблю… Такую, какая ночью бывает. Днем ведь суета да колгота…
— Любите бодрствовать и думать ночью?
— Бывает…
Старший сержант придвинулся ближе.
— Я не то чтобы против товарищеского разговора, а против шума лишнего. Иной раз и сказал бы сам, да как скажешь? Чудные думки на ум идут. Узнал бы кто — посмеялся бы.
Мысль, что Засухин действительно может думать о смешном, показалась лейтенанту нелепой, но он понимал, что на прямой вопрос — какие думки — Засухин сейчас не ответит.
После долгого молчания он сказал:
— Склонность к размышлению — качество хорошее. На войне есть над чем подумать.
Разговор оборвался. Старший сержант шевельнулся, точно собирался встать.
— Что ж, — проговорил Трофимов, поднимаясь с обрубка, заменявшего стул, — я с вами согласен — без своих мыслей жить неинтересно.
Уходил Засухин, как пришел, — медленно и грузно, точно ему было лень передвигать большое и тяжелое тело.
Над фронтом нависла душная безлунная ночь. Казалось, обожженная огнем и солнцем земля не отдыхала, а мучилась в лихорадочном бреду. В пропыленном небе звезды горели тускло и бесцветно, а за горизонтом сердито метались вспышки далеких зарниц.
Фронт был тих. Поднявшись из блиндажа, лейтенант Трофимов сел на небольшую кочку и оперся спиной о шершавый ствол сосны. Внизу, в блиндаже, ему казалось, что под открытым небом будет спокойней и легче, но здесь его сразу захватило тревожное чувство недоверия к лживому ночному покою. И он ничуть не удивился, почувствовав рядом с собой чье-то безмолвное присутствие.
— Кто? — негромко спросил он.
— Старший сержант Засухин, товарищ лейтенант! — глухо и совсем близко ответила темнота.
— Не спите?
— Тяжелая ночь нынче…
— Думаете? — вспомнил дневной разговор Трофимов.
Засухин промолчал, но Трофимову показалось, что он придвинулся ближе.
— Разрешите вопрос один задать?.. — заговорил после долгой паузы Засухин. — Только посторонний вовсе.
— К войне посторонний?
— Так, вообще… К войне постороннего ничего нет… Просто, может, ненужным или смешным вам покажется…
— Отчего же ненужным? Если появился, значит, нужный. Задавайте, сумею — отвечу…
— Как по-вашему, товарищ лейтенант, может земля боль чувствовать?
Трофимову этот вопрос не показался странным.
— Нет, не может, — серьезно сказал он.
Было слышно, как вздохнул в темноте Засухин.
— А я так полагаю — чувствует и мучается…
Оба помолчали, потом Засухин проговорил:
— Мне еще в мирное время книжка одна попалась, так там про земную историю полная геология написана, и, между прочим, рисунок имеется — какая в каменное время, когда, значит, каменный уголь складывался, земля была… Удивительное дело, какую она могучую зелень несла и каких зверей питала! Сколько же силы в ней в ту пору было, уму непостижимо!..