Человек на сцене выглядит старше, чем вчерашний фокусник. Фрак у него более изысканный. Движения более четкие. Каждый фокус необычен и поражает воображение.
Он срывает не просто аплодисменты, а настоящие овации.
И этот фокусник не прячет платки за шелковыми манжетами. Птицы появляются из самых неожиданных уголков театра, клеток у них нет и в помине. До сих пор мальчику доводилось наблюдать подобное только во время уроков. Это нечто из разряда волшебства и наваждений, которые ему было неоднократно велено держать в строжайшей тайне.
Мальчик аплодирует, когда чародей Просперо выходит на прощальный поклон.
И вновь наставник отказывается отвечать на вопросы ученика до тех пор, пока они не вернутся в Лондон.
В лондонском доме его встречает знакомая рутина, словно она никогда и не прерывалась. Человек в сером костюме первым начинает разговор, попросив мальчика описать разницу между двумя представлениями.
– Первый человек использовал различные механические приспособления и зеркала, чтобы заставить публику видеть только то, что ему нужно. Создавал для них иллюзию происходящего. Другой, носящий имя герцога из шекспировской «Бури», вроде бы делал то же самое, но без зеркал и отвлекающих уловок. Так же, как это делаете вы.
– Молодец.
– Вы знакомы с ним? – спрашивает мальчик.
– Знаком, и уже очень давно, – отвечает наставник.
– Он тоже учит своему искусству других, так же как и вы?
Мужчина кивает, но воздерживается от дальнейших объяснений.
– Почему люди в зале не чувствуют разницы? – спрашивает мальчик.
Для него эта разница очевидна, но в чем именно она заключается, он объяснить не может. Это нечто, что он не просто наблюдал – он это почувствовал.
– Люди видят то, что хотят видеть. А в большинстве случаев – то, что им скажут видеть.
На этом беседа заканчивается.
И хотя впоследствии у них еще случаются подобные, отдаленно напоминающие каникулы поездки, больше мальчика не отправляют на представления фокусников.
Перочинным ножом чародей Просперо один за другим режет пальцы собственной дочери и молча ждет, когда ее слезы иссякнут и она будет готова исцелить свои раны.
Капли крови устремляются обратно. Кожа срастается, разомкнутые края порезов находят находят друг друга, и раны полностью закрываются.
Когда все остается позади, плечи Селии, мгновение назад напряженные до предела, расслабленно опускаются, и она облегченно вздыхает.
Дав дочери лишь несколько секунд отдыха, отец вновь вскрывает ее только что исцеленные пальцы.
Человек в сером костюме вынимает из кармана платок и бросает на стол. Приглушенный стук, с которым он ударяется о поверхность, указывает на то, что складки батиста скрывают что-то тяжелое. Мужчина поднимает уголок ткани, и содержимое платка – одинокое золотое кольцо – выкатывается на стол. На потускневшей поверхности можно разглядеть гравировку. Мальчику кажется, что это латынь, однако надпись выполнена столь затейливой вязью, что слов ему разобрать не удается.
Человек в сером костюме убирает платок обратно в карман.
– Сегодня речь пойдет об узах, – объявляет он.
Когда урок переходит в стадию наглядной демонстрации, он велит мальчику надеть кольцо на палец. Сам он ни при каких обстоятельствах к мальчику не прикасается.
Когда кольцо начинает врезаться в кожу, мальчик пытается сдернуть его с пальца, но все его усилия тщетны.
– Эти узы нерушимы, мой мальчик, – говорит человек в сером костюме.
– С чем же они меня связали? – спрашивает мальчик, с беспокойством разглядывая шрам на том месте, где несколько секунд назад было кольцо.
– С обязательством, которое давно уже было возложено на тебя, и с человеком, которого ты еще нескоро встретишь.
Впрочем, в настоящее время эти детали несущественны. Это всего лишь необходимая формальность.
Мальчик кивает и больше не задает вопросов, но ночью, оставшись в одиночестве, он никак не может уснуть, часами разглядывая в лунном свете шрам на руке и гадая, с кем именно его связали невидимые узы.
За тысячи миль от Лондона, в заполненном до отказа театре, человек на сцене срывает восторженные овации, а за сценой, укрывшись в тени старых театральных декораций, свернувшись клубочком, плачет Селия Боуэн.
Le Bateleur
Лондон, май – июнь 1884 г.