Бюро знакомств занимало две комнаты над постижерной мастерской, располагавшейся на улице за станцией «Бонд-стрит». В одной комнате Хелен принимала клиентов, другая служила приемной, где Вив встречала посетителей. Здесь стояли не сочетавшиеся диван и стулья для тех, кто пришел раньше времени, и горшок с рождественским кактусом,4 который изредка выпускал изумительные цветки. На низком столике лежали почти свежие номера «Лилипута» и «Ридерз дайджест».
Хелен стала работать здесь сразу после войны и новую должность восприняла как нечто временное и беззаботное по сравнению с прежней службой в марилебонском муниципальном департаменте помощи пострадавшим от разрушений. Выполняя незамысловатые обязанности, она изо всех сил старалась помочь клиентам, искренне желала им добра, однако сохранять радушие порой было нелегко. Люди приходили в поисках новой любви, но чаще – так казалось – просто хотели поговорить о любви, которой лишились. С недавних пор бизнес, конечно, процветал. Возвращавшиеся из заморских краев служивые вдруг видели, что жены и подружки изменились до неузнаваемости. В бюро они приходили все еще оглушенные. Женщины жаловались на бывших мужей. «Он хочет, чтобы я сидела дома». «Он сказал, что ему плевать на моих подруг». «Мы поехали в отель, где провели медовый месяц, но все было не так».
Чайник вскипел. На столе Вив Хелен заварила чай и понесла чашки в туалет; Вив уже была там и открыла окно. На торце здания имелась пожарная лестница: выбравшись через окно, можно было оказаться на проржавевшей платформе с низким ограждением. Под ногами площадка гуляла, лестница качалась, но местечко было солнечное, и девушки приходили сюда, едва выдавалась свободная минутка. Отсюда было слышно дверной звонок и телефон, а подоконник они научились преодолевать быстро и ловко, точно барьеристки.
Об эту пору дня солнце падало наискосок, но кирпичи и железо, которые оно грело все утро, еще хранили тепло. От бензиновых испарений воздух стал перламутровым. С Оксфорд-стрит доносились рычанье машин и стук кровельщиков, починявших крыши.
Вив с Хелен сели, аккуратно сняли туфли, вытянули ноги и, подоткнув юбки – вдруг из постижерной мастерской выйдет какой мужчина и посмотрит вверх, – пошевелили пальцами, повертели ступнями. Чулки были штопаны на пятках и носках. Туфли – обшарпанные, как у всех. Хелен достала пачку сигарет, но Вив сказала:
– Моя очередь.
– Какая разница.
– Ладно, буду должна.
Прикурили от одной спички. Вив запрокинула голову и выдохнула дым. Взглянула на часы.
– Господи, уже десять минут прошло. Почему с клиентами время так не летит?
– Наверное, они действуют на часы, – сказала Хелен. – Как магниты.
– Уж точно. И высасывают из нас с тобой жизнь – чмок, чмок, чмок, как здоровенные блохи... Честно, если б мне лет в шестнадцать сказали, что все закончится службой в подобной конторе... ну, не знаю, что бы я подумала. Мечталось совсем о другом. Я хотела стать секретаршей адвоката...
Слова растворились в очередном зевке, словно у Вив иссякли силы даже для горечи. Изящной бледной рукой без кольца она похлопала себя по губам.
Вив была лет на пять-шесть моложе Хелен, которой исполнилось тридцать два. Лицо ее потемнело, но еще сохраняло девичью яркость, густые каштановые волосы отливали в черноту. Сейчас, прижатые к теплой кирпичной стене, они собрались на затылке и выглядели бархатной подушкой.
Хелен завидовала волосам Вив. Ее собственные светлые волосы – ей казалось, бесцветные – имели непростительный недостаток: были абсолютно прямыми. Она делала перманент, отчего волосы пересушивались и становились ломкими. Последняя завивка была недавно, и сейчас, поворачивая голову, Хелен каждый раз чувствовала слабый душок химикалий.
Она раздумывала о желании Вив стать секретаршей адвоката.
– А я маленькой хотела стать конюхом, – сказала Хелен.
– Конюхом?
– Ну, ухаживать за лошадьми, за пони. В жизни не ездила верхом. Но что-то такое прочитала то ли в ежегоднике для девочек, то ли еще где. Бывало, скакала по улице и цокала языком. – Восторг припомнился так ярко, что захотелось вскочить и погарцевать на пожарной площадке. – Коня моего звали Флит. Он был очень быстрый и очень сильный. – Хелен затянулась сигаретой и, понизив голос, добавила: – Бог его знает, что сказал бы про это Фрейд.
Обе чуть покраснели и рассмеялись.
– Совсем маленькой я хотела стать сиделкой, – сказала Вив. – Но потом раздумала, увидев мать в больнице... А брат хотел быть волшебником. – Взгляд ее стал далеким, губы тронула улыбка. – Никогда не забуду. Из старой шторы мы с сестрой соорудили ему мантию. Выкрасили черным – конечно, не соображали, что делаем, дети же – получилось ужасно. Наврали, мол, это особый волшебный плащ. А потом на день рожденья отец подарил ему набор для фокусов. Наверное, дорогущий! Братец всегда получал, что хотел, вконец испорченный мальчишка. Только окажется в магазине, ему непременно что-нибудь нужно. Тетка говорила: «Отведите Дункана в лавку для рукоделья, и он начнет клянчить моток пряжи». – Вив прихлебнула чай и рассмеялась. – Нет, он был славный парнишка. Поверить себе не мог, когда папа преподнес ему тот набор. Часами сидел над руководством, пытался сделать фокусы, а потом – раз, и все забросил. Мы говорим: «В чем дело? Что, не понравилось?» А он отвечает, мол, нет, все нормально, только он думал, его научат делать настоящие чудеса, а тут всего-навсего фокусы. – Вив прикусила губу и покачала головой. – Всего-навсего фокусы! Бедняга. Ему было лет восемь.