Леммер бросился на Грэхема с выкидным ножом, который мгновенно выхватил из заднего кармана. Когда они падали, шестидюймовое лезвие скользнуло по пиджаку Грэхема. Сабрина крепко сжала ствол «беретты» и рукояткой пистолета двинула Леммера в косточку под левым ухом. От удара Леммер непроизвольно обернулся и получил рукояткой в лицо, в дюйме от глаза. Из глубокой раны хлынула кровь, и он взвыл, как раненый зверь. Прежде чем он оправился, она вновь ударила его, на этот раз за ухом. Выкидной нож выпал из его ослабевшей руки, и он без сознания упал.
Леммеру плеснули на лицо холодной, как лед, водой, он пришел в себя и, как пьяный, потряс головой, но когда попробовал двинуться, обнаружил, что его руки привязаны к подлокотникам деревянного кресла, которое нашел Грэхем под столом, а лодыжки к ножкам. Пытаясь освободиться, он неистово напрягся и опрокинулся назад, сильно ударившись головой. Заметив темно-красное пятно на пиджаке Грэхема, он несколько воспрял духом: достал-таки его ножом!
Грэхем понял, о чем думает Леммер, и присел перед ним на корточки:
— Это твоя кровь. Посмотри на себя.
— Проклятье! — прорычал Леммер, глянув на свою забрызганную кровью рубашку.
— Для кого ты украл картину? — спросила Сабрина.
— Иди ты к черту, сука!
Сабрина пожала плечами:
— В конце концов я так и сделаю.
Грэхем ткнул пальцем в Леммера:
— Ну, по чьей указке ты действовал?
— Ни по чьей.
— Исполнители редко действуют сами по себе. — Грэхем взял в руки шприц. — Я уверен, ты знаешь, на какую шишку работал.
Кровь отлила от лица Леммера.
— Я уверен в этом. Я уверен, прежде чем избавиться от назойливых заказчиков, ты получил от них сполна. Что ты предпочитаешь вместо героина? Стрихнин? Серную кислоту? — Грэхем кивнул, увидев выражение ужаса на лице Леммера. — Я нашел немного серной кислоты в машинном отделении. На шприц хватит. Агония будет невыносимой. Нужно только попасть в вену.
Леммер зажмурился, пот со лба заливал ему глаза.
— Вы не сделаете этого.
— Когда я был солдатом, первый урок, который я усвоил, заключался в том, что никогда нельзя недооценивать противника. — Грэхем проткнул кожу на сгибе локтевого сустава правой руки Леммера. — Одну секунду, сейчас я найду вену.
— Для кого ты украл картину? — повторила Сабрина.
— Нашел! — провозгласил Грэхем и вдавил иголку.
— Ладно, я все скажу, — заорал Леммер, его глаза не отрывались от иглы. — Его зовут Хамильтон, Теренс Хамильтон.
— А где найти Теренса Хамильтона? — спросила Сабрина.
— Калверстрат. Рядом с «Мадам Тюссо». Там находится его галерея.
— Зачем ему эта картина? — продолжала допрос Сабрина.
— Он не сказал, — с трудом ответил Леммер, изо рта у него текли слюни.
Грэхем пошевелил конец иглы.
— Я не знаю, клянусь, не знаю, — вскричал Леммер, его лицо исказил ужас. — Он сказал только, что за картину даст тысячу гульденов. Из них пятьсот для моих помощников. Мы стащили картину и доставили ее в галерею. Он заплатил, и мы ушли. Я не знаю, что было дальше. Вы должны мне верить.
Грэхем вытащил шприц, засунул в рот Леммеру платок и присоединился к Сабрине, которая ждала его у порога. У двери оглянулся:
— Не беспокойся, «дочка» скоро вернется.
Глаза Леммера пылали ненавистью.
— Ты придумал тонкий трюк — выдать за серную кислоту раствор гигиенического талька, который ты там нашел, — сказала Сабрина, когда они вышли на улицу. — Слава Богу, он не догадался.
Грэхем пожал плечами.
— Если бы догадался, он был бы уже мертв.
— Но тальк же безвреден, — сказала Сабрина, недоуменно подняв брови.
— Тальк — да, — ответил Грэхем и пошел ловить такси.
Сабрина сказала водителю, куда ехать, подняла защитное стекло между водителем и пассажирским сиденьем и, нахмурившись, повернулась к Грэхему:
— Ты солгал мне, Майк. Снова повторяется старая история. Когда же ты наконец начнешь мне доверять? Или я требую слишком многого?
Грэхем задумался над ее словами, глядя на стекло перед собой.
— Я доверяю тебе, Сабрина. Если бы не доверял, я давно бы уже перешел в другую команду.
Его спокойствие удивило ее; и гнев несколько улегся.
— В таком случае, почему ты обманываешь меня?
— Ты действительно не понимаешь?
Гнев сразу сменился в ее душе чувством вины.
— Нет, — нерешительно сказала она.
— Ты знаешь, что после похищения Керри и Мики, я проходил психотерапевтическое лечение?
Она кивнула, глядя ему в лицо. Он давал ей редкую, пусть и ограниченную, возможность заглянуть в свой сложный внутренний мир, как-то объясняющий его тяжелый характер.
— Ты также, вероятно, знаешь, что я отказался помогать врачам. Любое копание в моем внутреннем мире вызывало у меня только негативную реакцию. — Он улыбнулся про себя. — Меня даже демонстрировали студентам Принстона.
— У тебя на это были причины, — мягко сказала она.
— Да. Одиннадцать лет я был в «Дельте», там у меня было много друзей, в особенности после того, как я женился на Керри. Рождество было семейным праздником, но Новый год мы всегда встречали с «Дельтой». Вечеринка устраивалась на одной и той же ферме в Канзасе, где можно было шуметь вволю хоть до утра. Я хочу сказать, что «Дельта» была как одна семья. Затем произошло похищение. Кто-то, а может, и не один, я не знаю, проговорился о нашей миссии в Ливии. Это сразу подорвало глубокое доверие, которое не знало сбоев одиннадцать лет. Когда я пришел в ЮНАКО, я должен был залечить душевную рану, мне пришлось начать все заново. Как я уже сказал, я доверяю тебе. Но до определенных пределов. То же самое и в отношении К.В. Должно пройти немало времени, чтобы все стало как в «Дельте».