Вив снова вытянула из ящика туалетную бумагу и прижала ее между ног, листки вновь оказались чистыми, и тогда она встала и пару раз подпрыгнула, чтобы вытряхнуть из себя кровь. От прыжков заныла грудь, да так сильно – до жжения; Вив потрогала груди, ощутив, как они увеличились, разбухли и налились.
Она вновь достала ежедневник и в третий раз пересчитала дни. Может, напутала с последней датой?
Она знала, что не напутала. «Да нет же, – думала она. – Нет!» Но если да... Мысли скакали. Если – да, значит, это случилось не в последнюю, а предпоследнюю встречу с Реджи, и прошел уже месяц...
Нет! Она в это не верит. Ты в полном порядке, сказала она себе. Вив оправила одежду. Руки тряслись. Этого боится каждая девушка, но тебе опасаться нечего. Реджи очень осторожен. Все нормально. Абсолютно. Этого не может быть!
– Ну наконец-то! – воскликнула Бинки, когда Кей появилась в дверях каюты. – Мы уж думали, ты не придешь.
Катер покачивало.
– Привет, Бинк. Привет, Микки. Извините, что задержалась.
– Ладно. Прямо к выпивке поспела. Мы готовим «буравчик».
– «Буравчик»? – Кей поставила сумку и взглянула на часы. Было всего четверть шестого.
Бинки отметила ее удивление.
– Да хрен-то с ним! Не знаю, как твоя печень, а моя живет по мирному расписанию.
Кей сняла фуражку. Все были в форме, готовые к службе. От печки и шипящей лампы в каюте было жарко; сев напротив Бинки, Кей расстегнула китель и ослабила галстук.
Микки принесла бокалы, ложки и сифон с содовой. На перевернутый ящик из-под пива, стоявший между Кей и Бинки, пристроила джин и сок лайма. Джин был из дешевых, безымянный, зато сок, предполагавшийся вместо ликера, настоящий – в коричневой аптекарской бутыли с белой винтовой крышкой; Бинки сказала, что приобрела его в аптеке как пищевую добавку.
Микки смешала коктейль и раздала стаканы, один оставив себе. Чокнулись, пригубили, сморщились.
– Прямо аккумуляторная кислота, – сказала Кей.
– Ничего, дорогуша. Думай о витамине С, – утешила Бинки, всех угощая сигаретами.
Она предпочитала крепкий турецкий табак, который было трудно достать. Разрезанные на половинки сигареты – чтобы пачки хватило подольше – Бинки держала в фасонном золотом портсигаре и курила через потемневший мундштук из слоновой кости. Кей с Микки взяли свои половинки и, зажав между большим и указательным пальцами, склонились к зажигалке.
– Я прям как мой папаша, – сказала Микки, откидываясь на спинку стула и выпуская дым.
Ее отец был букмекером.
– Ты похожа на гангстера, – улыбнулась Кей. – Кстати о гангстерах... – Сердце ее слегка трепыхнулось. – Вам не интересно, что меня задержало?
Микки отложила сигарету.
– Ой, я совсем забыла! Ты же ходила к этим спекулянтам, дружкам Коул. Неужто тебя арестовали?
– Ты была у тварей с черного рынка? – Бинки вынула изо рта мундштук слоновой кости. – Да как же ты могла, Кей?
– Знаю, знаю! – Кей вскинула руки. – Все прекрасно понимаю! Это гадко и мерзко. Но виски-то у них уже давно беру.
– Виски не считается. При нашей работе это практически лекарство. Но все другое...
– Это для Хелен, Бинк. В конце месяца у нее день рожденья. Ты давно в магазины заглядывала? Там шаром покати. Мне хотелось подарить ей... не знаю, что-нибудь красивое. Шикарное. Сволочная война выбила весь шик из жизни таких женщин, как она. Мы-то ладно, можем разгуливать во всяком хламье и быть довольны...
– Но это ворованные вещи, Кей! Краденое!
– Коул говорит, страховщики за этим следят. Многие товары остались еще с довоенных времен, лежали без пользы. Это вовсе не краденое. Господи, я бы в жизни не прикоснулась к ворованным вещам.
– Приятно слышать! Только не жди моего одобрения. Если в штабе прознают...
– Мне самой противно, – сказала Кей. – Ты же меня знаешь. Просто... – Она смутилась. – Тошно смотреть, как с каждым днем Хелен вянет и блекнет. Будь я ей мужем, воевала б на фронте, тогда бы и спросу не было. Но раз уж я здесь...
Бинки подняла руку:
– Сантименты прибереги для трибунала. Видит бог, и мне он светит, если выйдет наружу, что я замешана в подобных делах.
– Да ни в чем ты пока не замешана! – нетерпеливо перебила Микки. – Чего взяла-то, Кей? Какое оно?
Кей рассказала, что очутилась в подвале разрушенного магазина на Бетнал-Грин.
– Они стали предельно вежливы, когда узнали, что я не леди-детектив, а приятельница Коул. Чего там только нет, вы бы видели! Уйма ящиков с сигаретами! Мыло! Бритвенные лезвия! Кофе!
– Кофе!
– И чулки. Едва не соблазнилась, честно. Но, понимаете, я хотела ночную рубашку. Ночнушка Хелен уже вся расползлась, у меня прямо сердце кровью обливается. Хозяева все перерыли, нашли хлопчатобумажные и фланелевые пижамы... И тут я углядела вот что.
Кей открыла сумку и достала плоскую прямоугольную коробку. Розовую, перевязанную шелковой лентой.
– Гляньте, – пригласила она; Бинки с Микки подались вперед. – В американском фильме парень с такой штуковиной под мышкой отправляется за кулисы к хористке, точно?
Кей положила коробку на колени, для пущего эффекта выдержала паузу и осторожно подняла крышку. Открылись слои серебристой бумаги. Кей их отогнула и предъявила атласную пижаму перламутрового цвета.
– Умереть! – ахнула Микки.
– Умереть и не встать, – уточнила Кей.
Она вынула и встряхнула блузу, не тяжелее гривы девичьих волос; холодная после улицы ткань быстро вбирала тепло. Что-то в ней – гладкость, блеск – напоминало Хелен. Кей снова встряхнула блузу, чтобы увидеть, как переливается атлас.
– Прямо сияет, да? А пуговки, гляньте!
Костяные пуговицы, тонкие, как облатка, были удивительно приятны на взгляд и на ощупь.
Бинки переложила в другую руку мундштук, завернула манжет блузы и пальцем погладила ткань.
– Чертовски отменный материал, ничего не скажешь.
– А ярлык видели? Франция, глянь.
– Франция? – хмыкнула Микки. – Что ж, будем считать это вкладом Хелен в Сопротивление.
– Дорогуша, стоит ей такое надеть, и она не окажет никакого сопротивления, – сказала Бинки.
Все засмеялись. Любуясь блузой, Кей поворачивала ее так и этак, потом даже встала и вместе со штанами приложила к себе:
– На мне, конечно, смотрится дико, но это чтоб вы поняли.
– Класс! – сказала Микки, усаживаясь на место. – Наверное, бешеных денег стоит, а? Давай колись, сколько выложила?
Чувствуя, что краснеет, Кей складывала пижаму.
– Ладно, сама знаешь.
– Нет. – Микки ждала ответа. – Не знаю.
– Понятно же, что задешево такую хорошую вещь не достанешь. Да еще когда война...
– Так сколько? Кей, ты покраснела!
– Да жарко здесь. Чертова печка!
– Пять фунтов? Шесть?
– Ведь надо же промотать состояние рода Лэнгриш! А на что еще сейчас деньги тратить? В пивных нет выпивки, у табачников – курева.
– Семь фунтов? Восемь? – вперилась в нее Микки. – Неужто больше?
– Нет, около восьми, – поспешно, но туманно ответила Кей.
Вообще-то за пижаму она отдала десять фунтов и еще пять – за пакет кофейных зерен и пару бутылок виски, но признаваться в том не хотела.
– Восемь фунтов! – вскрикнула Микки. – Ты чокнулась!
– Зато какая радость для Хелен!
– И еще больше для спекулянтов.
– Ну и что? – Джин вдруг возымел эффект и сделал Кей задиристой. – Любовь и война все спишут, ведь так? Особенно нынешняя война и уж тем более... – она понизила голос, – такая любовь, как наша. Господи, да это же малость, нет, что ли? Ведь Хелен не получит даже крохотной пенсии, если меня укокошат...
– Твоя беда, Лэнгриш, в том, что у тебя комплекс благородства, – сказала Бинки.
– Ну и что? Что плохого-то? Такие, как мы, должны быть благородными. От других благородства черта с два дождешься.
– Ладно, только знай меру. Можно и без широких жестов.
– Ох, не начинай!
Кей свернула пижаму и посмотрела на часы, вдруг испугавшись, что Хелен, которая должна была подойти после работы, объявится раньше и сюрприз будет испорчен. Она протянула Микки коробку: