— Регистратура.
Кенет взглянул на Сабрину:
— Fala portugues? [30]
— По-английски! — отрубил Грэхем.
— Sim [31], я говорю ingles, — торопливо ответил Кенет. — Мистер Драго дал мальчишке денег, чтобы тот показал ему письмо. Мы пришли в комнату. Мистер Драго спросил про конверт. Она говорит, у нее нет. Он говорит, что убьет ее, если она ему его не отдаст. Она отдала.
— А потом? — спросила Сабрина.
— Ее застрелили.
— Кто застрелил? — спросил Грэхем.
Кенет рукой вытер пот со лба, размазав по нему кровь.
— Мистер Драго застрелил ее. Он велел мне и Сантину положить тело в ванну и ждать вас.
— Он приказал убить нас? — спросила Сабрина.
— Sim.
Грэхем отвел Сабрину в сторону:
— Он не представляет интереса для нас. Нам нужен Драго.
— Майк, он наш единственный шанс прижать Драго к ногтю. Его показания упрячут Драго за решетку до конца его дней.
— А ты знаешь, что сделает Драго, как только узнает, что тот находится в полиции? Драго просто убьет его, прежде чем там успеют взять у него какие-либо показания.
Кенет прыгнул на них, сбил с ног Сабрину и схватил автомат со стула, что стоял у дальней стены. Когда он повернулся к ним, они выстрелили в него. Обе пули попали ему в грудь, автомат выскользнул из его рук, когда он вываливался в открытое окно. Они подбежали к окну. Кенет лежал лицом вниз на площадке пожарной лестницы, его правая рука была сломана при падении. Грэхем вылез к нему, вдавил «беретту» в шею, попробовал нащупать пульс. Покачал головой и вернулся в номер.
— Давай быстрее сматываться отсюда, — сказал он, убирая «беретту» в кобуру. — Драго, конечно, пришлет сейчас своих людей, мне не хотелось бы с ними встречаться. В особенности если еще и полиция нагрянет.
Они закрыли за собой дверь, прошли по безлюдному коридору, спустились по узкой лестнице и вышли в фойе.
— Дама из восьмого номера просила тебе кое-что передать, — сказал Грэхем и подозвал парня к себе.
Парень встал из-за стойки и подошел к ним, все еще шумно чавкая жвачкой. Грэхем вытащил «беретту» из кобуры и хлестко ударил парня рукояткой по носу. Парень взвыл и попятился к стене, держась за свой разбитый нос. Грэхем сунул «беретту» в кобуру и вместе с Сабриной вышел на улицу.
— Что же находится в конверте и почему это так чертовски важно для Драго? — резко спросил Грэхем, когда они шли по направлению к авениде Ниемейер.
— Что бы там ни было, ясно одно: содержимое конверта одинаково важно как для ЦРУ, так и для Драго.
— И для КГБ, — добавил Грэхем.
— Ну, в этом полной уверенности нет.
— Тогда зачем же Леонов сюда прикатил? Вряд ли только из-за Карнавала.
Грэхем остановил проезжающее мимо такси, и они вернулись в гостиницу.
Глава 11
Колчинский погасил сигарету о борт «Королевы Копакабаны» и взглянул на светящийся циферблат своих часов: 11.07. А «Пальмиры» нет как нет. Он вытащил еще одну сигарету из пачки, которая лежала рядом с ним на скамейке, закурил и посмотрел на Витлока, который, облокотясь на перила, пребывал в глубокой задумчивости. Безусловно, он чем-то встревожен, но Колчинский не привык настаивать, чтобы люди раскрывали ему душу. Но если Витлоку захочется поговорить с человеком, который ему симпатизирует, то он готов его выслушать. Нет ничего более утомительного, чем настырный психиатр-любитель, который сует нос в ваши личные проблемы в абсолютной уверенности, что вместе вы можете их разрешить.
— Что-то ты притих, — окликнул его Витлок.
— То же я мог бы сказать и тебе, — ответил Колчинский, встал и подошел к Витлоку.
— Да, ты прав, — сказал Витлок, глядя на море. — Сергей, тебе Василиса помогала в работе?
Колчинский оперся руками о перила, обдумывая вопрос.
— Ну, начнем с того, что она ненавидела Запад.
От него не укрылась появившаяся на лице Витлока растерянность.
— Она была очень привязана к дому и для нее было мукой жить в разлуке со своей семьей. Можешь себе представить, что с ней стало за шестнадцать лет жизни на Западе.
— Ты никогда не говорил с ней об этом?
— Василиса родилась в семье военных. Ей с детства внушали, что жена всегда должна быть с мужем независимо от того, где он и что делает. Конечно, я пытался говорить с ней об этом, но она каждый раз переводила разговор на другое либо заявляла, что гордится тем, что КГБ выбрал меня представлять нашу страну на Западе. Но о ее настроении говорил, например, тот факт, что она не хотела иметь детей, пока я нахожусь за пределами России. Она считала, что наши дети непременно должны расти в России в окружении родных и близких. Мы постоянно строили планы на этот счет, но через месяц после нашего возвращения доктор сказал, что у нее рак желудка. Год спустя она умерла.
— Жизнь порой бывает очень жестокой.
— Все зависит от точки зрения. Василиса была прекрасной женой, и я ни о чем не жалею.
— То же я мог бы сказать и о Кармен, — после паузы сказал Витлок. — Но я не могу ее понять.
— Расскажи, если хочешь.
— Да особенно и рассказывать нечего. Она хочет, чтобы я оставил работу в ЮНАКО, а я не хочу. Вот и все.
Колчинский промолчал, почувствовав, что Витлок пытается привести свои мысли в порядок и связно изложить ситуацию.
— Оперативником мне осталось работать только четыре года, но после этого я не хотел бы порывать с ЮНАКО. Она же не хочет меня понять. Требует, чтобы я уволился немедленно и начал работать советником по безопасности в собственной фирме. А я не желаю до конца своих дней устанавливать системы сигнализации в модных магазинах на Пятой авеню! Ты можешь это понять?
— А если за эти четыре года с тобой что-нибудь случится? Думаешь, ей хочется остаться вдовой?
— То есть ты считаешь, она права? — резко спросил Витлок. — А я думал, ты как раз мог бы войти в мое положение.
— Я играю роль и адвоката, и дьявола-искусителя одновременно, К.В., — мягко ответил Колчинский и бросил сигарету в воду. — Я просто пытаюсь помочь тебе понять ее. Вершить правосудие — не мое дело, вы сами должны во всем разобраться. Единственный путь выйти из кризиса — это сесть вдвоем и спокойно все обсудить.
Витлок отвернулся и скрестил руки на груди.
— Что лучше мудрости? Женщина. А что лучше хорошей женщины? Ничего.
Колчинский с недоумением посмотрел на него.
— Чосер, писатель четырнадцатого века.
— Я знаю, кто такой Чосер. И понимаю, что он хотел сказать.
— Я тоже, временами.
Витлок медленно покачал головой.
— Она не желает отказаться от своей идеи, Сергей, и это меня приводит в отчаяние.
— Пойми, К.В. Это имеет свое объяснение.
— То есть?
— То есть она думает так же, как и ты. И из того, что ты рассказал, я делаю вывод, что она принадлежит к женщинам, которые очень уязвимы в сердечных делах.
— Ты хочешь сказать, она уступит?
— Не знаю, тебе виднее. Но я предупреждал, что не встаю ни на чью сторону.
Колчинский оглянулся — вспышки фейерверка осветили небо над Леблоном.
— И главное — не принимай решения, о котором будешь сожалеть всю жизнь и которое еще больше отдалит вас друг от друга.
— Я понял тебя, Сергей, спасибо.
Колчинский вернулся к скамейке и взял бинокль ночного видения. Он навел его на «Голконду» и сразу заметил на ее борту оживление. Двое матросов перегнулись через борт и травили штормтрап. Он посмотрел, что делается за «Голкондой». В пятистах ярдах от нее встала на якорь «Пальмира», там спускали на воду спасательную шлюпку. Он подозвал Витлока, протянул ему бинокль и включил маленький кран с бесшумным двигателем. Вместе с Витлоком они подвесили на крюк аппарат для подводного плавания и осторожно опустили его на воду. Колчинский зафиксировал кран и переключился на акваланги. Дыхательный аппарат действовал по замкнутому циклу, выделяя из отработанного воздуха кислород, который вновь поступал в баллоны. Пузырей, таким образом, не было. Ремни дыхательной сумки они укрепили на груди, на спину надели двухлитровые баллоны с сильно сжатым кислородом, натянули резиновые перчатки и спустились в воду. Прополоскали маски в море, чтобы не запотевали, надели их и подплыли к аппарату для подводного плавания. Колчинский забрался в первое отделение, Витлок осторожно устроился позади него, стараясь не задеть три пятнадцатифунтовые мины с присосками, которые лежали у его ног. Вставил в рот дыхательный шланг и открыл клапан. Пришлось вдохнуть несколько раз, пока он не привык к чистому кислороду. Затем, наклонившись вперед, он стукнул Колчинского по плечу и поднял большой палец вверх: готов, мол. Колчинский нажал кнопку на панели перед собой, сняв аппарат с крана, запустил двигатель; они опустились под воду и включили огни.