— Шакирыч! Шакирыч! Спасай всех, Шакирыч! — с воплями неслись к его палатке пенсионеры Вострякова Клавдия Ивановна и Перепелицын Клим Борисович.
— Да что случилось-то? — с нескрываемым волнением спросил пожилую пару Шакирыч.
— Писец нам всем пришел, Шакирыч! — проговорил, задыхаясь, Клим Борисович. — Давно ожидали, если честно. Я давно говорил, что если мы их не поженим срочно, то писец неминуем. Если их самих не повязать, они непременно к нам привяжутся! А вы мне что говорили? Что? «Отвяжись от людей, Клим! Пускай сами с ума сходят!» Вот, дождалися! Уже сошли! Поймали на улице Пантелееву Федосью Захаровну, так чуть не убили! Напугали до усрачки! Она виновата, что нас, пенсионеров только в ночные смены операторами на бензозаправки берут? Но цены-то на бензин не она каждую ночь меняет! Она вообще там ни при чем! Там ведь совсем другие вампиры орудуют, понимать надо. Если чего Захаровна подсосет — так это же копейки за ее труды! «Кровь сосешь!» — орут ей, главное. Так ведь сразу-то не привыкнуть один кисель из пакетиков сосать, это же природный факт все-таки…
— Что-то я врубиться не могу… Так это там — Венька с Нинкой, что ли?.. Ой, мама моя, Венера Мумбараковна… Да-а… Теперь нам точно всем писец! — со страхом пробормотал Шакирыч.
— Это просто кошмар какой-то! — взахлеб рассказывала Клавдия Ивановна, благодарно приняв стакан красно-рубинового напитка, бесплатно выданного ради такого случая Шакирычем. — Я сижу, клиента обрабатываю, вдруг врываются эти двое, Нинка вообще в портупее, обои — в мациклетных шлемах, с ножовками… Не могу! Господи! Только такую хорошую работу нашла! По ночам на доверительные телефонные звонки отвечать. Сами понимаете, нынче же на пенсию и не пожрать по-человечески. Тексты все разучила, которые мне на работе дали. Зачитываю, значит, с выражением: «А теперь, касатик, расстегнем вторую пуговичку твоей крахмальной рубашечки… Ах! Потом я провожу кончиком языка по бронзовой шее! Какой ты сладкий, у-у-у! Потом я впиваюсь долгим поцелуем…» Тут энти паразиты вбегают с осиновыми кольями и орут: «Немедленно прекратить впиваться, сука старая!» Ну, что? Двести рубликов — псу под хвост, все горшки с фикусами побили, когда клиента искали, потом телефон с корнем вырвали и к старику Козыреву пошли…
— Козыреву — хана, — сумрачно подвел итоги Перепелицын. — Козырев — известный кровосос…
— Ладно, я, пожалуй, пойду… Вдруг, что получится? — тихо сказал Шакирыч. Приближалось утро, поэтому воспоминания о матери, Венере Мумбараковне Шакировой, и далее обо всех по тексту, стали донимать его с новой силой. Перепелицын и Вострякова с нескрываемым облегчением следили за его неспешными сборами.
Хотя Шакирыч не особо торопился навстречу судьбе, да раз уж судьба выпадет, так и опоздать не доведется. Кровосос Козырев был еще жив. Он стоял на коленях перед дозорными и тряс какими-то справками и грамотами победителя соцсоревнования.
— Хочешь считаться человеком, старпер, так и живи, как человек! — веско заметил на подвывания Козырева Вениамин. — Из квартирантов кровищу цистернами цедишь, сволочь! А сколько ты крови выпил за акт согласования котельной?
— Не буду больше, Веничка, только не губи старика! — нарочито жалостно выл Козырев, с опаской подсовывая мрачной Воробьевой пенсионное удостоверение.
— Убери ксиву, кому сказал! — заорал Вениамин, занося над старым козлом топорик…
— Вениамин, можно вас на минуточку? — вежливо прервал расправу Шакирыч, постучав ногой в сорванную с петель дверь.
— Уйди, Шакирыч, не до тебя! — сказал Вениамин, в отчаянии опуская топор.
— Я, собственно, не стал в общей очереди ждать, некогда мне сегодня — пояснил Шакирыч. — Сам решил заранее явиться, все непонятки прояснить.
— Веня, давай тогда лучше с ним разберемся, а? — нерешительно сказала Нина, откладывая грамоты и удостоверение Козырева на большой резной комод. — Раз он сам пришел. Все равно никого не можем пришить. Тут ведь привычка требуется, а нынче не наш день, Веня. То есть — ночь. И этого козла точно до утра не кончим…
— Нина! — беспомощно оглянулся Вениамин к соратнице. — Как ты можешь, Нина? До сих пор ведь никто не раскололся, кто из них нашу водку выжрал…
— Я готов возместить ваши материальные затраты! — скоропалительно взял на себя ответственность Шакирыч, но тут же только беспомощно крякнул на немедленное требование Вениамина: «Восемь бутылок!»
— Хорошо! — ответил Шакирыч, с облегчением опускаясь на табурет.
— Скажи, Шакирыч, ты тоже поменял день на ночь? — спросил его Вениамин, снимая шлем и вытирая пот со лба.
— Да, Вениамин! Причем, сделал это сознательно, не как все эти — по нужде-нуждишке! — твердо выговорил он, не отворачивая от Вениамина прямого взгляда. — У нас ни у кого не оставалось выбора, после того, как нас всех вычеркнули из планов сноса и компенсации имущества. Ни у кого, кроме меня. У меня в десяти километрах от города, в деревне Шакировке — четыре дома имеется, полученных по наследству, а автобус там рейсовый ходит чаще, чем здесь. Но мне нравится моя ночная жизнь у развилки, с музыкой, нравится запах ночи, ее темные краски… Представь себе, мне даже нравится этот боязливый шепоток за спиной: «Кровосос!» Так что не с ними, не имевшими выбора, тебе надо было разбираться, а со мной, Вениамин. Но ты ко мне не пришел. Поэтому я пришел к тебе… Ну, и как же мы поделим Зеленку? Ты понимаешь, что так просто в свою ночную жизнь я тебя не впущу? Не много ли это будет на твое свиное рыло, Вениамин? Вымершая дневная Зеленка, да впридачу — наша ночная, кипящая своей незримой нежитью? Здесь Хозяин — я! Это в администрации Щекинского района решили, будто все мы уже вымерли, раз они сцедили всю нашу кровь до капли…