Человек-танк.
Заслонка захлопывается, оставляя узкую смотровую щель. Взревев и выбросив клубы черного солярного дыма, человек-танк делает первый шаг, ломая борт грузовика.
– Отец Блэк, две минуты! – кричит Инга.
Кричит по-русски, но священник ее понимает.
Иероним Блэк направляет призрачного воина наперерез человеку-танку. Навстречу ему яростно стрекочет пара пулеметов. Рявкают стволы из башни.
Инга замечает, что от попаданий тело духовного защитника бледнеет, теряет плотность. Надо спешить.
Рывком она поднимает из гроба металлический треножник. Похож на штатив фотоаппарата, но более массивный.
Закусив губу, Инга вынимает из гроба громоздкое устройство. Ружье – не ружье. Пулемет – не пулемет. Вроде и ствол есть, и приклад. Но что за необычное грушевидное вздутие между ними?
Вздутие – «тепловая камера» с зеркальными внутренними стенками. Но Инга не имеет о ней ни малейшего понятия. Она очень отдаленно представляет себе, что за штуку украла из спецхранилища ЧК. Название «гиперболоид» ничего ей не говорит.
Одно Инге известно – в ее руках разрушительное оружие чрезвычайной силы. И даже
если она вернет его на место в целости и сохранности, ее все равно ждет расстрел. Как шпиона, вредителя и врага народа.
А, плевать!
Инга водружает чудо-орудие на треножник. До отказа выворачивает переключатель на левом боку. Внутри «тепловой камеры» раздается гудение, устройство начинает заметно вибрировать.
Все, что Инга знает о применении «гиперболоида» – надо дождаться пока стрелка на центральном индикаторе доползет в красный сектор. Тогда надо давить на рычаг сбоку, похожий на увеличенный спуск фотоаппарата. И держаться подальше от дульного среза.
Так она и делает.
За секунду до этого железный кулак в клочья разрывает бледный силуэт воина-монаха. Патер Блэк без сил растягивается на земле.
На плече человека-танка, как раз напротив дула «гиперболоида», появляется аккуратный белый кружок. Мгновение спустя он темнеет, исходит дымком.
Превращается в идеальной формы отверстие в броне. Из недр шагающей махины доносится полный боли вопль.
Человек-танк вскидывает руку с пулеметом. Выцеливает Ингу.
Трофимова ведет ствол «гиперболоида» вниз. Невидимый луч концентрированного тепла отрезает снаряженное пулеметом предплечье. Инга перекидывает ствол влево,
задевая лучом ленту второго пулемета. Рвутся патроны, от руки остается обрубок с торчащими проводами и шлангами.
Повернувшись, человек-танк топает прочь с площади. На сегодня ему достаточно.
За ним следуют уцелевшие мотоциклисты. Забинтованный «офицер» на ходу запрыгивает в коляску. Смотрит на Ингу через плечо.
Инга показывает ему кулак. Гипнотизер скрывается за углом.
Если бы Инга Трофимова верила в предчувствия, она бы сказала, что их встреча не последняя.
Она достала из гроба последнюю деталь своего тайного груза. Портупею, предназначенную под заспинные ножны и два маузера на бедрах. В ножнах наградная шашка. Близнец той, что была у Эдуарда.
На площади показались первые неуверенные зеваки.
Инга подогнала трофейный мотоцикл. Погрузила в коляску «гиперболоид» и свой брошенный саквояж. Подумала, кинула туда же саквояж патера Блэка.
Подошла к священнику и, протянув ему руку, помогла встать.
– Давайте я подброшу вас до гостиницы, друг мой, – сказала Инга. – Заодно передам вашим товарищам, что им не стоит задерживаться в городе.
Патер Блэк кивнул.
– Что-то подсказывает мне, – сказал он, – им с вами по пути.
Инга не стала спорить. Бывают же совпадения, в конце-концов.
Улаан-Баатар-Абакан, 1927 г.
– Что ты делаешь? – крикнул рыцарь, так и не сняв свою маску.
Инга обернулась.
Эдуард Голицин вытаскивал меч Мастера Луня из саркофага Матери Гроз.
Древнее оружие поддавалось ему без малейшего сопротивления, скользя по камню со звонким шелестом.
– Безумец, – хриплый голос Ланкедока звучал сбивчиво. – Только неживущие, как я, могут укротить дух этого меча.
Клинок высотой со взрослого человека оставил каменную тюрьму целиком. Откованный из стали необычайной тонкости и гибкости он «потек» послушной волной в руках Эдуарда.
Взметнулся над его головой.
Инга отчетливо видела, как расправляет кольца своего змеиного тела рогатый зверь на клинке.
– Только неживущие, – неуверенно повторил Ланкедок. – Или…
Иероглифы на мече вспыхнули под пальцами Эдуарда. Один за одним, складываясь в имя.
– Или Возрожденный Дракон!
Пространство обернулось разбросанной мозаикой.
Вот осколок, в котором Рыцарь Ужасного Образа судорожно тянется к своему мечу. Четверо слуг Императора за его спиной пятятся назад, в туман.
Вот рукоять меча Мастера Луня – тело дракона – вытягивается, разрастается, обтягивая руку Эдуарда блестящей чешуей. Сверкающий поток бежит дальше по телу Голицина, изменяя его очертания. Выгибается над головой острым гребнем. Падает сзади кольчатым хвостом.
Крышка саркофага отлетает в сторону, разлетаясь на каменные куски мозаики.
Женская фигура в алом одеянии выплывает из места своего тысячелетнего заточения. Черным грозовым облаком парят вокруг нее невероятной длины и густоты волосы. Синие искры с треском мечутся по их кончикам.
Черный Рыцарь с воем очерчивает вокруг себя круг острием меча. Граница круга
бьет вверх фонтаном земли, скрывающим фигуру Лангедока. Похоже, он устранился от предстоящей битвы.
Супруга Императора поднимает веки. В ее глазах нестерпимое голубое сияние.
Она смотрит на Эдуарда. На человека-дракона с бивнем из сверкающей стали.
Мать Гроз кричит, вытягивая руки с черными ногтями. Каждый длиной с хороший кинжал.
Ее волосы свиваются в паутину щупалец, стремящихся оплести врага.
Бивень дракона рассекает их, но волосы тут же отрастают вновь. Они впиваются в серебряную чешую дракона, пытаясь отодрать ее и добраться до плоти.
Удлиняющийся хвост Возрожденного Дракона обвивает стройное тело Матери Гроз. Он отрывает ее от земли, взлетая вверх.
Инга видит, как сотни молний, зародившихся в волосах Матери, разят Эдуарда. Она кричит, чувствуя его боль.
Но она ничего не может сделать.
Улетающий дракон смотрит на нее. За его змеиными зрачками прежний взгляд Эдуарда.
Это видение длится совсем недолго.
Ведьма и зверь вновь сплетаются в сверкающий молниями и сталью клубок. Любовники и враги, вернувшиеся к прерванному века назад спору.
Никто не в силах разрешить его, кроме них самих.
И восходящего солнца Верхних Небес.
Потоками розового золота оно смывает темноту и туман. Все осколки ночной мозаики.
Кроме одного.
В нем опустевший саркофаг с расколотой крышкой. Обломки шашки Эдуарда на вытоптанной траве.
Здесь застыла Инга, глядя в опустевшее небо. Словно надеясь увидеть в нем след улетевшего дракона.
Дрезден-Потсдам, 1929 г.
Плавное покачивание. Это не поезд, слишком мягкие рессоры. Она в машине, свернулась калачиком на заднем сиденье.
Голоса над ней.
– Она плачет во сне, – это говорит маленькая женщина с фотоаппаратом.
Ее зовут Джейн. Да, так.
Ей отвечает голос высокого мужчины, в чьем лице в равных пропорциях смешались жестокость и скорбь. Она не запомнила его имени. А может он и не назвался.
Калека-профессор успел шепнуть ей, что в Дрездене он потерял кого-то близкого. Поэтому молчал большую часть времени.
– Не буди ее, – тихо говорит он.
Инга благодарна ему. Она чувствует его взгляд, полный боли и понимания.
– Такие как она больше счастливы во сне, чем наяву.
Леонид Алёхин © 03.2004-2040
1 Густав, успокой его. (нем.)