Там, за окнами, расцветал ясный летний день. В огороде росла всякая овощь на благо и пропитание человека: морковь и пастернак, зеленая капуста и желтый горох. В гороховищах растут цветы, которые радуют глаз и услаждают обоняние: лилии и ландыши, водосбор, тысячецвет и мак. Венком колышется над всеми цветами чепец служанки Бриты, которая полет в огороде гряды.
Сидя на вращающемся стуле перед пюпитром, господин Петрус Магни с великим тщанием излагал свои мысли на бумаге. Помимо прошения о новом помощнике для своего отдаленного прихода, он желал бы изложить перед досточтимым капитулом еще и другие дела, которые крайне заботят его. Воистину есть у него причины сетовать на тяжкую жизнь своих прихожан и на уменьшение доходов церкви. Приход Альгутсбуда обширен, но крайне беден. Тут часто случаются недороды, которые вконец разоряют крестьянина. А нищета крестьянского двора сказывается на пасторской усадьбе. Из года в год растет недоимка церковной десятины. Во время жестокой войны с немцами, которая недавно столь счастливо завершилась, пастор видел со своей кафедры в церкви, как редеют и пустеют скамьи на мужской половине. И вот теперь на мужских скамьях сидят все больше немощные старцы с потускневшим взором и трясущимися головами. Все неохотнее внимают люди слову божию, особенно те, кто молод, здоров и в силах грешить. Спустя год после долгожданного мира случился жестокий недород. Плодородие земли в руке божьей, но в беспутстве повинны сами люди, и оно вынудило господа покарать их. В прежние времена дворян и помещиков было не так уж много, теперь же становится все больше. Все эти господа хотят, подобно богачам из притчи Христовой, жить в роскоши и изобилии. И платье-то они стали носить непристойное и богомерзкое. Без меры украшают свои кафтаны, куртки и шляпы серебряными галунами и позументом. В тщеславии своем дворяне стали носить шнурованные башмачки на таких высоких каблуках, что скачут на них, точно на ходулях. Они втискивают ноги в узкую обувь, приноравливая ногу к башмаку, а не башмак к ноге. Они посягают на собственные конечности, сотворенные богом. Молодые дворяне стали носить широкие французские штаны, на которые и смотреть-то гадко и которые, всенесомненно, вызвали гнев и кару божью.
Куда богатые и знатные, туда же и простолюдины. Чернь перенимает постыдную господскую моду в одежде; встречаются люди низкого звания, что осмеливаются надевать куньи шапки, а иные не стыдятся носить рубахи с помпонами на шнурках. Женщины щеголяют в пестрых лентах и чепцах всевозможных фасонов. Самая ничтожная простолюдинка почитает нужным носить накрахмаленный головной платок и рубаху с непристойным вырезом и со сборчатыми рукавами. Не мудрено, что земля перестала родить!
Да и в епархии, среди духовенства, господин Петрус Магни встречал таких, которые носят шелковые рясы с бархатными рукавами и большими стоячими воротниками. Эта неумеренность священнослужителей особенно прогневала господа.
В стране царит небывалая дороговизна. Люди не припомнят времени, когда соль стоила бы дороже; даже пряности, что предохраняют от порчи рыбу и мясо, теперь беднякам не по карману. Люди принуждены есть без соли и от этого болеют проказой и кровавым поносом. Но брат не слышит жалоб и стенаний брата. Люди живут меж собою как волки, готовые растерзать друг друга в клочья. Но три самих тяжких греха — это высокомерие, леность и похоть, которых не искупить истовыми и усердными молитвами пастора и других служителей церкви. Простой люд пытается подражать господам и в образе жизни. Некогда рачительные земледельцы проводят дин в гульбе и попойках. Женщины не оберегают более своей чести и добродетели; они погрязли в распутстве и блуде. Немало приблудных детей родилось в приходе за последнее время, хоть все они приняли святое крещение. Если женщина не может прокормить себя, она становится блудницей. Многие оправдывают себя тем, что мужей их забрали в солдаты и те не заботятся о своих женах. Потаскуху можно выставить в колодках, чтобы все видели ее позор, но к тем, кого на блуд толкнул голод, надобно проявить милосердие. Женщины страшатся голодной смерти более, нежели колодок и вечных мук, и, коль скоро они не в состоянии прокормиться честным трудом, служители церкви и не могут воспрепятствовать им добывать себе пропитание блудом. Среди этих женщин много бедных солдатских вдов, мужья которых пали в немецкой стороне. И тут господина Петруса Магни одолевают сомнения. Конечно, душа блудницы значит более, нежели ее тело. Но можно ли, спасая душу, спокойно взирать на погибель тела? Он и прежде задавал этот вопрос досточтимому капитулу, но не получил ответа.