Борре сидел с непокрытой головой; он почесывал темя и отгонял от лица мошкару.
— Объявлен розыск двух беглых ратников. Они затеяли свару на постоялом дворе в Бидалите.
Йон Стонге ничего об этом не слышал. А фохту было известно, что на постоялом дворе два вдрызг пьяных ратника нанесли оскорбление проезжему дворянину, и теперь этих скотов разыскивает ленсман Оке Йертссон из Хеллашё. В бегах были сотни ратников, и староста подивился, с чего это ленсман разыскивает именно этих двух. До сих пор королевский фохт позволял бродягам шататься по дорогам, так как на то была воля властей — не преследовать их, покуда среди крестьян царят беспорядки, — ведь шпаги и мушкеты могли одинаково служить что крестьянам, что короне.
Фохт испытующе посмотрел на Йона из Брендеболя. Тот собрался было продолжать свой путь, но фохт вдруг наклонился к нему:
— Говорят, штафет объявился в округе.
Старосту точно обдало ледяной струей. Ноги у него ослабли, он весь обмяк и не в силах был сдвинуться с места. Отощавший комар впился ему в левое веко, и, поднеся руку к глазам, чтобы согнать ненавистную тварь, Йон Стонге словно невзначай прикрыл ладонью половину лица.
— А про что весть? — спросил он.
— Этот штафет не от уездного судьи и не от сыскного: это крамольный штафет!
Йон Стонге сказал, что ничего не слышал о таком штафете. Но фохту было известно, что те два ратника на постоялом дворе хватили лишку и распустили языки. Во время свары с дворянином они похвалялись штафетом, пущенным по деревням. Дворянин немедля дал знать об этом ленсману в Хеллашё, и потому ныне объявлен розыск этих двух ратников. Они намекали, что штафет уже дошел до здешних мест. Штафет этот подстрекает крестьян к бунту и призывает убивать своих помещиков и господ. Видно было, что староста Брендеболя до смерти напуган вестью о бунтах и убийствах. Он прижал левую руку к груди, точно хотел унять стук сердца.
Так вот, из-за этих болтливых ратников, продолжал Ларс Борре, стало известно, что штафет объявился в Альгутсбуде, и теперь его ищут день и ночь. Ленсман Йертссон и его люди стерегут на дорогах всех проезжих. Никому не дозволяется ехать дальше, покуда путник не доложит, за каким делом едет, и не даст себя обыскать с ног до головы. Если штафет находится в Альгутсбуде, то он окружен. Гонцу отсюда живым не выбраться.
— Скоро штафет будет у нас в руках! Это уж как пить дать!
Видно было, что фохт совершенно уверен в этом, и староста не собирался разуверять его. До сих пор фохт говорил вполне миролюбиво, но вдруг в голосе его зазвучала угроза:
— А ведомо ли тебе, чем поплатится всякий, кто передаст дальше крамольный штафет?
— Ведомо, — ответил староста.
— Головой поплатится! — Фохт впился взглядом о лицо старосты.
— Слава богу, у нас про этакий штафет не слыхать, — тихо сказал староста.
— Но он может объявиться! Что, ежели он объявится? Что тогда станут делать крестьяне?
Йон из Брендеболя искоса глянул на свой армяк, который оттопыривался немного с левой стороны груди, точно у старосты вспухло сердце. Он чуть приподнял правое плечо, чтобы армяк одинаково оттопыривался с обеих сторон.
Фохт уже убедился, что Йон из Брендеболя — крестьянин рассудительный и покладистый, человек миролюбивый и увещаниям поддается. Он хочет добром уладить распри, чтобы вся деревня жила в мире и и тиши. Так что с ним можно обойтись по-хорошему. Подстрекатели, которые сговорились и послали штафет, говорит ему поэтому фохт, не подумали, сколько горя да беды может выйти из этого. Не понимают они, что сами себе готовят кровавую баню. Они всякий раз забывают, сколь горестно кончаются для них смуты. Что вышло у крестьян из Мёре при короле Густаве-Адольфе Великом? А ведь тогда и ратники были заодно с ними! Бунт затеяли с вилами да топорами! Одного отряда рейтаров хватило, чтобы разогнать всю эту свору. А чем кончился тогда мятеж?[29] Крестьян, которые упорствовали до последнего, заперли в сарае и сожгли. А зачинщиков и гонцов, что везли штафет, прежде чем отрубить им головы, пытали и колесовали. Главарю их в смертный час надели на голову железную корону, словно королю, только корону ту сперва накалили докрасна на огне. У злодея спалило всю кожу на голове, да делать нечего — пришлось ему носить корону и быть королем мятежных холопов.
После того как смутьяны были умерщвлены, отрубленные их головы посадили на колья изгородей вдоль проезжих дорог в назидание и для острастки остальным. Не худо было проезжающим крестьянам из Мёре полюбоваться на эти головы. Они торчали на кольях, покуда от них не остались одни обглоданные, голые черепа. И белели эти черепа мужицкие на жердях, точно белые голуби на ветках. Вот уж, верно, была пожива воронам в тех краях!
29
Фохт намекает, очевидно, на восстание 1624 года в Мёре под предводительством Йона Стинна, но приводит также некоторые случаи из истории других крестьянских восстаний, происходивших примерно в это же самое время. (Примеч. автора.)