Иззи с сомнением смотрела на него. Он выглядит таким уверенным, и он лучше знает своего отца. Вглядываясь в его лицо в поисках какого-либо знака, что он хочет, чтобы она осталась по какой-то другой причине, она не увидела ничего, кроме легкого беспокойства потерять свое наследство.
Она медленно направилась к пустому камину, задумчиво крутя ручку своего ридикюля. Находиться с ним в одной комнате мучительно. Надо побыстрее уехать и положить всему этому конец.
И все же она не может покинуть его, если он нуждается в ней. Ради чего тогда было все это, если не ради будущего Джулиана? Скандал, изображение грандиозной страсти для света?
Только она больше не притворяется и не может выносить его притворства.
— Иззи, то, что произошло вчера… ты же знаешь, я не против жениться…
— Нет! — выкрикнула Иззи. Взяв себя в руки, она повернулась к нему. — Я никогда не выйду замуж. Прошлая ночь не в счет. Мы должны сосредоточиться на будущем. — Она холодно посмотрела на него. — Мы вели очень активную светскую жизнь, но в целом это было испытанием. Не вижу причины продолжать в том же духе. Изредка я буду посещать какой-нибудь бал, и мы с Селией, разумеется, будем совершать свои визиты. Помимо этого, нет необходимости в твоем постоянном присутствии. Уверена, у тебя есть, чем заняться.
Пройдя через комнату с высоко поднятой головой, она бросила на него последний равнодушный взгляд.
— Я уеду через четыре недели. — С этими словами Иззи ушла.
Джулиан опустился в кресло. Слава Богу, утряслось.
Но она не уезжает. Пока нет.
И не хочет его видеть. Неужели есть кто-то другой, с кем она предпочитает видеться? Гнев начал скручиваться внутри у него в тугую спираль. У него есть месяц, чтобы заставить ее забыть Эрика. Месяц, чтобы найти какой-то способ удержать ее. Точнее, свое наследство.
Очутившись в карете Селии, Иззи упала на сиденье. Долго сдерживаемые слезы хлынули потоком, и, закрыв лицо руками, Иззи разрыдалась.
«Я не против жениться на тебе». Да, совсем не против холодного брака без любви. Не против водворить ее в поместье в качестве своей жены и больше никогда о ней не думать. Не против день за днем разрывать ей сердце по кусочкам.
Его близость без любви будет для нее не чем иным, как мукой. Смотреть на него, говорить с ним, прикасаться к нему и никогда не видеть ответной искры любви в его глазах?
Всю жизнь любить его на расстоянии — это одно. Но на всю жизнь обречь свое сердце на боль, которую она испытывает сейчас?
Она не выдержит и просто умрет.
Хильдегарда остановилась за дверью малой гостиной городского дома леди Черримор, снимая шляпу, чтобы отдать ее ожидающей служанке. Рядом с ней стояла мятежная Милли, капризно надув губы и угрюмо уставившись в пол.
— Ты затронешь эту тему в разговоре. Упомянешь при них, что непременно унаследуешь значительную часть наследства своей дорогой тетушки Сары. Такая больная, такая ужасно больная, и такая богатая. И так любит тебя. Да это и не ложь вовсе, маленькая ты дурочка. Двоюродная бабка стара, как Мафусаил, и денег у нее куры не клюют. Она, правда, в глаза тебя не видела, но это не важно. Они не узнают, и ты им не скажешь. Нам надо вызвать к тебе интерес, бестолочь ты бесполезная, пока сезон не закончился. Второго, как ты знаешь, у тебя не будет. Если ты не найдешь себе мужа этим летом, то займешь место Иззи в доме.
С удовлетворением отметив, как дочь при этом побледнела, Хильдегарда улыбнулась:
— Ну, теперь об этом можно не беспокоиться. Уверена, ты получишь предложение…
Знакомое имя, произносимое болтающими в гостиной дамами, привлекло внимание Хильдегарды. Пульс застучал в висках.
Опять Иззи. Куда бы она ни пошла, повсюду ее преследует имя Иззи. Ярость затуманила ей глаза, когда она подумала, как Мелвин, этот презренный идиот, попался на удочку Блэкуорта. Все те деньги ушли в карманы этой ничтожной девки.
По крайней мере, маленькая дрянь не сделала конфликт по поводу своего наследства всеобщим достоянием. Маршвеллы сохранили свое доброе имя. Если бы Милли удалось составить приличную партию, их другие долги можно было бы отбить вновь приобретенным влиянием семьи. Как бы ни была противна Хильдегарде эта мысль, но все это зависело от ее безмозглой дочурки.
Пустоголовые сороки в соседней комнате все еще трещали об Иззи и ее дорогой подруге леди Боттомли.
— Этих двоих прямо водой не разольешь. Представляешь, я слышала, как они хихикали на музыкальном вечере леди Стратмор. Они не лучше школьниц.
— Точно. И все же они, кажется, веселятся. Возможно, если в этом нет никакого вреда…