Тея выбрала Гриффина. Дело было в нем самом, в добром и заботливом, которого она любила и вышла за него замуж. Любила? Нет, она до сих пор его любит – после шести лет совместной жизни и двух лет вдовства.
Тея плакала, когда представители компании сообщили ей о гибели мужа. Она словно уединилась в потайной комнате без окон, отгородившись от остального мира толстыми стенами. Часть ее существа воспринимала происходящее как ряд движущихся картин, но другая часть ее «я» спряталась во тьме. Тея понимала, что Диллон пришел поддержать ее. Да что там! Почти все жители поселка собрались утешить ее, когда она прощалась с любимым мужем.
«Ты хоть сейчас заплачешь, Тея?»
Сколько раз она слышала этот вопрос – произнесенный с местным акцентом, он звучал почти как песня. Как ей нравился этот акцент! Правда, для американского уха голоса островитян порой звучали непривычно громко и резко.
Но Тея не проронила ни одной слезы даже тогда, когда соседка, Флора Макнаб, утешала ее. Тея знала, что все переживают за нее. Люди предлагали помощь, но все это время Тея пряталась от них. Она была совершенно одна, когда стены ее убежища неожиданно дали трещину – одна, за исключением Диллона.
В тот вечер она тоже сидела перед камином. Ей казалось, будто ее сознание замерзло, заледенело. До нее доносились завывания ветра – этот вечный ветер! – и шаги Диллона. Краем глаза Тея наблюдала, как он вышагивал от окна к окну, словно запертый в клетку дикий зверь.
– Хочешь чаю? – внезапно спросил Диллон, опускаясь на колени рядом с креслом-качалкой, в котором она сидела, глядя в одну точку. Он снял пиджак и небрежно бросил его на спинку стула вместе с жилетом и галстуком, в котором пришел на похороны. Его прикосновение было живым и теплым, а еще от него исходил аромат. «"Черный Драккар", – подумала Тея, – наверное, остался от какой-нибудь женщины».
– Тея, – обратился к ней Диллон, – Флора Макнаб специально оставила для тебя чай, чтобы ты смогла уснуть.
– Я не хочу спать, – возразила Тея, избегая смотреть Диллону в глаза. Неожиданно его забота, его живое участие стали ей неприятны.
– Тея…
– Оставь меня в покое, Диллон. Все уже ушли. Тебе тоже пора.
Она резко встала. Ей почему-то бросился в глаза песок на крашеном деревянном полу – его нанесли с берега жители поселка, которые пришли проститься с Гриффином. Почему-то для нее самым важным в этот момент стало подмести пол. Тея из кухни прошла в чулан и вернулась с веником в руках.
– Тея, прекрати, – приказал ей Диллон, отбирая у нее веник. – Тебе только станет хуже.
Тея удивленно взглянула на него: неужели его и впрямь волнует ее состояние?
– Иди выпей чаю.
– Я не хочу никакого чаю. Я вообще ничего не хочу!
Диллон постоял с минуту, словно не зная, что делать дальше, затем пошел на кухню и отнес веник на место. Внезапно Тея поняла, что ей все-таки кое-что нужно.
– Диллон! – крикнула она ему вслед. Он обернулся. – Расскажи мне, что произошло.
Диллон не торопился отвечать на ее вопрос.
– Расскажи мне все, – снова попросила его Тея. Голос ее дрожал от невыплаканных слез.
– Тея, ты же знаешь, что случилось, зачем мне что-то рассказывать? – устало произнес он.
– Мне не нужна официальная версия. Я прошу тебя, расскажи мне правду!
А еще ей хотелось знать, почему Диллон держится так натянуто. «Ему, наверное, еще хуже, чем мне», – внезапно подумала она.
– Как я могу поверить в его гибель, если ты ничего не хочешь мне рассказать? – тихо спросила она. – Неужели я должна каждый вечер сидеть, прислушиваясь, и ждать его возвращения?
В ответ Диллон лишь, тяжело вздохнув, отвел взгляд. И хотя внешне он оставался спокоен, Тея не сомневалась, что он страдает не меньше, чем она сама.
– Мы… погрузились на глубину… Гриффин, Синклер и я, – начал он, но тотчас умолк.
– И? – Тея подвинулась чуть ближе, чтобы лучше видеть его лицо. – Синклер, – подсказала она. – Он еще неопытный.
– Да, – подтвердил Диллон. Было видно, что каждое слово дается ему с большим трудом. – Молодой и неопытный. Ты представляешь, что такое буровая, Тея? Это долгие смены, когда по двадцать—тридцать дней подряд приходится погружаться на глубину. А потом снова подниматься и какое-то время проводить в декомпрессионной камере. Мы живем там буквально друг у друга на головах. Нет никакой возможности побыть одному. Мы можем лишь спускаться под воду, но море и мрак… Тея, пойми! Там почти нет света, и все вокруг давит – темнота подступает со всех сторон. От этого чувства невозможно скрыться – словно ты навеки заперт в тюремной камере!
Тея отвернулась, отрешенно глядя на колечки пара, поднимающиеся над чашкой чая. Было слышно, как за окном завывает ветер.
– Я… не догадывался, что Синклеру было не по себе, – продолжил Диллон. Тея пристально посмотрела на него.
– Ну конечно, – негромко отозвалась она и вздохнула. – Откуда тебе было знать?
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, – настороженно произнес Диллон.
– То, что тебе никогда не бывает страшно. Я права? Ты ведь у нас Великий Силки – наполовину человек, наполовину морской котик. Ты не такой, как Синклер. Или как Гриффин.
– Гриффин не боялся, – возразил Диллон, но Тее показалось, будто она уловила в его голосе нотки сомнения.
– Боялся, еще как боялся. Можно подумать, ты не знаешь, что по натуре это был человек земли. Фермер. Мечтой его жизни было купить на острове дом. Ты просто показал ему способ, как на эту мечту заработать. Впрочем, продолжай.
Диллон удивленно посмотрел на нее, но Тея не желала сдаваться.
– Ну пожалуйста, – повторила она свою просьбу, и он отвернулся. – Я прошу тебя.
– В общем, мы расчищали место для скважины, – с видимым усилием заговорил он, не зная, с чего начать. – И труба постоянно забивалась. Нам то и дело приходилось вырезать из нее кусок и приваривать заново. Синклер занимался сваркой, но… он был больше не в силах оставаться под водой. Гриффин пытался удержать его, но тот просто рвался на поверхность. А как он мог это сделать, не пройдя декомпрессию? Он бы умер от кессонной болезни! Так вот, Гриффин пытался его удержать, но у Синклера в руках был сварочный аппарат. И он повредил им трубку Гриффина…
– …по которой поступал воздух, – продолжила Тея, словно стараясь заманить Диллона в ловушку, поймать его на несоответствии, на лжи, которые бы свидетельствовали о том, что Гриффин не умер…
– Нет, – монотонно ответил Диллон. – У Гриффина оказалась повреждена трубка для подвода горячей воды. Водолазный колокол… – начал он, но осекся и заглянул ей глаза. – Тея, на такой глубине царит ледяной холод.
Остальное Тея поняла сама. Холод, которого достаточно, чтобы в течение нескольких минут человек замерз насмерть.
– А ты пытался?.. – спросила она.
– Тея, ты уверена, что нам надо продолжать этот разговор?
– Ты пытался? – повторила она вопрос. Только сейчас она поняла, что ей сказали не всю правду. – А Синклер?
Диллон молчал.
– Нет, – выдавил он наконец.
– Нет?
Диллон поспешно отвел взгляд.
– Я не знал, что Гриффин попал в беду.
– Не знал? А почему ты не знал? Сколько раз вы оба говорили мне, что едва ли не читаете мысли друг друга.
– Говорю тебе, я не знал! Мы находились под водой на глубине триста футов и вдвоем пытались удержать этого спятившего мальчишку! Я не знал!
– Но когда понял, то попытался?
Диллон снова ответил не сразу.
– Так ты пытался или нет? – не унималась Тея.
– Тея! – взмолился Диллон.
Она продолжала:
– Ты ничего не сделал, я правильно поняла? Как ты мог допустить, чтобы море забрало его! Разве не об этом говорит весь поселок? Нет, я знаю, иногда это бывает бесполезно, море все равно возьмет то, что ему принадлежит. Но ты ничего не сделал! Неужели ты позволил Гриффину замерзнуть?