– Диллон, прошу тебя!
– Что? Ты меня просишь? Тогда признайся мне, чего ты хочешь! Разве тебе нечего мне сказать? Тебе не нужны деньги?
Последний вопрос вывел ее из себя. Не иначе как ему уже доводилось попадать в похожую ситуацию.
– Мне? Деньги? Зачем? Или у тебя такой принцип – платить всем женщинам, что родили от тебя незаконных детей?
– Тея, думай, что говоришь! – воскликнул Диллон и схватил ее за плечи. – Тебе же известно, что это не так! Я знаю, что ты это нарочно. Ни за что не поверю, что ты способна серьезно говорить такие вещи!
– Отпусти меня!
– Тея, я уверен, что ребенок – мой, – заявил он и резко развернул ее лицом к кроватке. – Какая она славная, – добавил он уже совсем другим тоном. – Моя дочь, моя маленькая красавица. Ты знаешь это стихотворение, Тея? Обещание Робби Бернса своей… – Диллон нахмурился и умолк.
– Своей незаконнорожденной дочери, – закончила за него Тея. – Представь себе, что знаю. Но ты не Робби Бернс.
Диллон улыбнулся:
– Согласен, я не Робби Бернс, зато я Великий Силки! Разве не так? Вот Гриффин всегда меня так называл. – Диллона опять качнуло. – Я Великий Силки, Тея, и я пришел взглянуть на свое дитя.
– Диллон, мое терпение вот-вот лопнет! – воскликнула Тея, меняя тактику. Но тут Диллон опять покачнулся, и она была вынуждена поддержать его. Заметив выражение его лица, она нахмурилась. – Диллон, тебя, случайно, не тошнит?
– Тошнит? С чего ты взяла? – поспешил заверить он ее и улыбнулся.
– Ладно, пошли, – сердито прошептала Тея и вновь попыталась увести его прочь.
Неожиданно Диллон навалился на нее всем своим весом.
– Знаешь, Тея, мне как-то муторно…
– Еще бы! – ответила она и потащила его в направлении кухни.
– Куда ты меня тянешь? Собираешься выставить отсюда? В такую-то непогоду? Ведь на улице буря!
– Буря? Там просто мелкий дождик моросит! Буря – это когда с моря дует ураганный ветер, гонит волны, и они бьются о скалы, и невозможно различить горизонт.
– Верно, – согласился Диллон. – Знаешь, Тея, по тебе никогда не скажешь, что ты американка!
– Спасибо, – сухо ответила она, прекрасно понимая, что обижаться нет смысла: ее соотечественники действительно подчас ведут себя за границей не лучшим образом.
– Всегда пожалуйста. Тея, прошу, не прогоняй меня. Мне – брр! – не хочется спать в машине!
– Мне всегда казалось, что силки обожают дождь, – возразила Тея. – Особенно те, что именуют себя великими.
У нее, конечно, и в мыслях не было выставлять его из дома в такую непогоду, но ужасно хотелось его подразнить.
– Я простужусь, – пытался разжалобить ее Диллон. Его мокрый свитер задрался, и Тея дотронулась до его голой спины.
– Силки не простужаются, – стояла на своем Тея. – Ну как, держишься на ногах? – спросила она, развернув его лицом к лестнице.
– А вот возьму и простужусь, – пошутил Диллон.
– Ну, шагай! – раздосадованно воскликнула Тея.
– Вот увидишь! – пригрозил он в ответ. – Кстати, Тея, давно хотел тебя спросить, – снова обратился к ней Диллон, когда они начали подниматься по лестнице. – Ты какая именно Тея – Доротея или Алтея?
– Просто Тея, Диллон, – ответила она, понимая, что если промолчать, то наверх они будут карабкаться не меньше получаса.
– А что это значит? – поинтересовался Диллон. Он стоял на одной ноге, другая неподвижно застыла в воздухе. Тея почувствовала, что еще секунда – и они вдвоем загремят вниз.
– Это значит, Диллон, что моя тетя Мэри Энн читала «Гедду Габлер».
Диллон тупо уставился на нее.
– Ну уж нет, любое имя обязательно должно что-то означать.
– А что тогда означает имя Диллон?
Диллон остановился.
– Все зависит от того, как оно пишется – через о или через а. И сколько в нем л.
– Ну давай просвети меня на сей счет!
– Если через о и с двумя л – то означает верный, преданный. Ты почему смеешься?
– Это шутка, да?
– Вовсе нет, Тея, – возразил он, явно обидевшись. – Я не шучу. Я именно такой и есть. Верный и преданный. Так что прошу не насмехаться!
– Ладно, я не хотела. А если через а? Тогда как?
– Ну, тогда в нем только одно л.
– Знаю.
– Ну вот, так оно и значит – на древневаллийском. Видишь ли…
– Ты мне не ответил, – заметила Тея и попыталась подтолкнуть его вверх по лестнице.
– Ответил, это ты меня не слушаешь, – совершенно серьезно ответил он.
– Диллон, может, хватит?
Но он только поморщился, не иначе как снова обидевшись.
– Тогда оно означает «морской».
– Тогда тебе лучше писать свое имя с одним л и через а. Так будет правильнее.
– Погоди! – воскликнул Диллон, когда Тея подтолкнула его на следующую ступеньку. – По-моему, ты меня оскорбила.
– Значит, ты не настолько пьян, как я думала.
– Все, Тея, я догадался. Ты Антея. «Антея, которая может приказать все, что угодно», – нарочито громко процитировал он.
– Знаешь, Диллон, ты начинаешь действовать мне на нервы.
– Тогда зачем ты меня подначиваешь? – спросил он и вновь остановился.
– Я тебя подначиваю? – ответила Тея вопросом на вопрос. – Если я что-то делаю, то только ради Гриффина. Кстати, не поднимешься ли ты еще на ступеньку, прежде чем мы оба свалимся?
– Отчего же? Пожалуйста!
– Тогда давай.
Он повиновался – насколько мог.
– Ну как, ты довольна?
– Замечательно! Может, повторишь разок? А еще лучше, если три?
Наконец она втащила его в комнату, подталкивая в нужном направлении. Диллон тяжело опустился на кровать – несколько раньше, чем Тея планировала.
– Диллон! – крикнула она с досадой.
Почти каждую неделю во время беременности она посещала вязальный кооператив в Сент-Маргарет-Хоуп, где вязала покрывало. И вот этот Камерон, насквозь мокрый, плюхнулся на бесценное творение ее рук!
– Немедленно сними свитер! – велела она, когда поняла, что поднять его с кровати ей не удастся.
– Это еще зачем? – удивился Диллон, тем не менее стягивая мокрый свитер через голову.
– Затем, Диллон, – с нескрываемым сарказмом в голосе ответила Тея, – что он мокрый. На тебе все мокрое, – добавила она и помогла стащить ему свитер. Диллон же только обиженно посмотрел на нее.
– Ты же знаешь, там дождь, – примирительно пояснил он.
– Знаю, знаю, – вздохнула Тея. – Ладно, оставайся так. Она направилась в ванную за полотенцем. – Простудишься – сам будешь виноват!
– Ошибаешься, моя милая. Силки не простужаются, – напомнил он ее же слова и бросил на пол протянутое ему полотенце.
Тея отвела глаза, стараясь не думать о том, как Диллон хорош собой.
– И как далеко мы зайдем? – поинтересовался он, когда Тея нагнулась, чтобы расшнуровать ему ботинки.
Тея попыталась немного подвинуть Диллона, и при этом ее рука случайно задела его грудь. Неожиданно ей вспомнилось, как когда-то, почти два года назад, она точно так же дотронулась до его груди – крепкой и мускулистой. Но Тея отогнала прочь воспоминания и свернула-таки покрывало.
– Даже не улыбнешься, – упрекнул ее Диллон.
– По правде говоря, – пояснила она, – мне скорее хочется плакать.
Внезапно он потянулся к ней и, схватив за плечи, притянул к себе. Даже через фланелевую ночную рубашку Тея чувствовала тепло его рук.
– Неправда, тебе не о чем плакать! – И он неуклюже попытался погладить ее лицо.
– Диллон, прекрати!
– Ты моя красавица, – прошептал он.
– Никакая я не красавица, и тем более не твоя, – бросила она, пытаясь вырваться из его объятий.
– Да нет же, – настаивал Диллон. – Такая милая, такая красивая и… моя. Или ты меня боишься?
– С чего ты взял? Я просто хочу, чтобы ты ушел!