— Так! — Ейриш глянул на часы. — Занятия в школе уже кончились. Жаль. А где живет Охотников?
Трубин пожал плечами.
Всю ночь Ейриш так толком и не уснул. Все время думал о рассказе Трубина и еле дождался утра.
Охотников, румяный парень, остановленный лейтенантом в коридоре школы, спотыкаясь на каждом слове, забубнил:
— Вчера Хохлов Юра и Сенявин Вова рассказали, что они вместе с Черноусовым Олегом были около дворца и подглядывали в окно душевой. Я их стал спрашивать, не они ли стреляли, но они ничего не сказали.
— Покажи мне этих ребят!
— Вон идут! Повыше Сенявин, поменьше Хохлов!
Ейриш привел Хохлова и Сенявина в райотдел и сразу приступил к допросу Сенявина, белесого парня в ярко-зеленом свитере.
— По глупости выстрелил! Хотел просто попугать! — опустив голову, сразу же пробормотал Сенявин.
— Из чего стрелял? — сдерживая ликование, спросил Ейриш.
— Из обреза Черноусова.
— Где этот обрез сейчас?
— У Черноусова дома.
В кабинет к Ейришу вошел старший оперуполномоченный Пашнин.
— Петр Алексеевич! Прошу, сходи сейчас к Черноусову на квартиру! Надо изъять обрез!
Ейриш сказал удивленному и сразу тоже обрадовавшемуся Пашнину адрес, а сам продолжал допрос Сенявина.
Когда лейтенант уже кончил допрос Хохлова, подтвердившего показания Сенявина, дверь открылась и появился довольный Пашнин.
— Вот тебе обрез! — сказал он и положил на стол обрез из охотничьего ружья без приклада и цевья. Ейриш, бросив взгляд на обрез, испуганно взглянул на Пашнина.
— Петр Алексеевич! Девушка же ранена малокалиберной пулей. А здесь, наверно, двенадцатый калибр.
Пашнин рассмеялся и, взяв обрез, нажал на рычаг, приподнимающий ствол над ударным механизмом. Подавая в таком виде обрез Ейришу, Пашнин сказал:
— Видишь! В стволе охотничьего обреза вмонтирован обрезанный ствол малокалиберной винтовки. Да, я привел и Черноусова. Он ждет в коридоре.
— Уф-ф-ф! — облегченно протянул Ейриш. — Наконец-то преступление раскрыто!
ЗНАКОМЫЙ ПОЧЕРК
Стоила жаркая и тихая погода. Хотя было еще раннее утро, но солнце уже пекло, и участковый уполномоченный Колычев сидел в тени на крыльце ближнего барака недалеко от места происшествия.
Вскоре подъехала милицейская машина. Из ее крытого кузова вышел худощавый в светлом костюме и соломенной шляпе лейтенант Батурин, а вслед за ним в коричневом, хорошо отутюженном костюме с кожаной папкой в руках лейтенант Банокин. С любопытством глядя на приехавших, понятые, двое мужчин в майках, вслед за Колычевым подошли к машине, а потом всей группой направились к сараю. Из сарая был украден мотоцикл. Растерянный и расстроенный хозяин мотоцикла с надеждой посматривал на сотрудников милиции. Они внимательно осмотрели сарай.
Он был сделан из толстых досок. Под крышей доски были потоньше и поменьше размером, и здесь стена зияла большой дырой. Рядом с сараем валялись оторванные доски. Дверь капитального типа с большим замком, одетым в проушины толстых пластин, идущих поперек дверей, была открыта. Пластины были прикреплены к дверям болтами с навинчивающимися на них изнутри гайками. Гайки были отвинчены и болты выдернуты из своих гнезд.
— Ну и ну. Нахально действовали, — пробормотал Батурин.
— Да, тут не один работал, — отозвался Колычев, — по крайней мере двое. Один изнутри отвинчивал гайки, а другой снаружи вытаскивал болты да присматривал, нет ли прохожих.
— Пожалуй, что так! Хотя мог действовать и один.
— А вам не напоминает этот взлом чей-нибудь почерк?
Батурин повернулся к участковому.
— Как не напоминает? Похоже на работу Мариленко. Но он ли это? Ведь есть и другие судимые раньше за кражи мотоциклов!
Батурин вспомнил кражу мотоцикла, которую Мариленко и его друг Тумченко совершили месяц назад. Там тоже был дерзкий взлом дверей сарая. Оба вора в краже сознались, и прокуратура, поверив их слезным заверениям, что это первая и последняя кража, дело прекратила.
Банокин в разговоре не участвовал. Он молча составил протокол осмотра места происшествия, отметил в нем, что след колеса мотоцикла ведет от сарая на шоссе и отпустил понятых.
— Здесь рядом в бараке живет сестра Тумченко. Зайдем? — предложил участковый уполномоченный.
— Зайдем. Только начинайте разговор вы, — сказал Батурин.
Договорившись, с чего начинать разговор и как его вести, сотрудники вошли в барак. Сестра Тумченко была дома. Поздоровавшись, Колычев спокойно спросил:
— Во сколько ночью к вам брат заходил?