Эйр что-то прошептала грифону, и тот поднялся в воздух, затем подлетел к близлежащему дереву и что-то схватил с верхушки. А мгновение спустя снова приземлился на поляне. Эйр наклонилась вперёд и вытащила из его клюва зелёное растение немного похожее на ветку омелы. Затем богиня обернулась. Её зелёные глаза искали мои, и снова я поразилась доброте, сквозившей в чертах её лица. От неё это чувство исходило точно так же, как от Ники победоносная сила. Эйр приближалась медленно, грифон же следовал за ней.
– Не так много на свете вещей, которые Эйр любит сильнее своих полевых цветов, – поделилась Ника. – И грифоны одни из них.
– Значит, это грифоны Эйр? – спросила я. – Как волки Фенрир и Немейские охотники, и Маат-гадюки?
Ника кивнула. – Именно так, хотя мало кто из смертных еще помнит истинное имя грифонов, точно так же, как они забыли, что Эйр не только богиня-целительница, но и также богиня милосердия. Эйр всегда любила этих существ. Это одна из причин, по которой она построила свой дом здесь, на вершине горы, – чтобы существа могли гнездиться поблизости, в то время как она приглядывает за ними.
– Почему ты всё это мне рассказываешь?
Ника улыбнулась. – Сейчас увидишь.
Между тем Эйр и грифон уже стояли перед нами. Богиня склонила голову на бок, казалось, её зелёный взгляд пронзает меня насквозь, будто она могла раскрыть все тайны души, просто посмотрев на меня. А может и могла. Я выпрямилась, чтобы не задрожать, пока она так разглядывает меня.
– Теперь я вижу, – сказала она, её голос звучал как нежный ветерок в полевых цветах. – Вижу, почему ты так доверяешь ей. Она решительная. Молодая, но очень сильная.
Улыбка Ники стала шире, и на мгновение я почувствовала себя щенком в витрине магазина, которым обе восхищались. Будто я только что исполнила какой-то трюк, чтобы завоевать их благосклонность. Хотя я и понятия не имела, что бы это могло быть.
Эйр продолжала смотреть на меня, будто ждала, что я что-то скажу.
– Э... спасибо. Благодарю вас, богиня. Это был очень приятный комплимент.
– Это не комплимент, а констатация факта, – она склонила голову на бок. – Иногда мне кажется, что я никогда не смогу понять смертных.
Их взгляды такие странные.
Грифон одобрительно гаркнул, а я задавалась вопросом, что не так в моих словах. Но богиня выглядела скорее задумчивой, чем рассерженной, поэтому я, наверно, не так сильно опростоволосилась.
– Ты оказала одному из моих грифонов милость, – сказала Эйр. – Тем самым став одной из немногих смертных, совершив подобное за долгое-долгое время. Поэтому у меня для тебя есть подарок.
Она взяла полевые цветы и ветку омелы в руки и начала скручивать их друг с другом, словно собиралась сплести из зелёных стеблей и красочных цветков цепь. Яркий, серебристый свет мерцал меж её пальцев, будто растения своего рода металл, который богиня обрабатывала. Свет был таким интенсивным, что от него заболели глаза, но я не осмеливалась отвести взгляда.
– Вот, – сказала Эйр несколько мгновений спустя. – Дело сделано.
Что-то лязгнуло, и я почувствовала небольшую тяжесть на руке. Опустив взгляд, я увидела, что на моём правом запястье появился серебряный браслет. Сама цепь состояла из ветвей омелы, с которых свисало несколько небольших листьев. В целом он напомнил чарм-браслет, который Карсон подарил какое-то время назад Дафне.
Браслет прикасался к моей коже, и я ожидала, что включится психометрия – но этого не случилось. На самом деле от браслета я не почувствовала вообще никаких вибраций – только ту же успокаивающую, приветливую силу притяжения, которая была присуща Эйр.
Я с любопытством взяла в руки один из цветков. Он был маленьким, серебряным и скорее похож на листок, чем на цветок, но форму я узнала. Я подняла взгляд. Листья были точь-в-точь с теми, что покоились на голове Ники. Лавр – символ победы.
– Лавр – своеобразное растение, – сказала Эйр. – А серебряный лавр встречается крайне редко. Я единственная, кто ещё выращивает его, но даже это почти забыто – как, впрочем, и его свойства. Омела тоже очень могущественное растение, хотя люди сегодня используют её только как предлог для поцелуя.
Богиня поморщилась, будто эта идея ей совсем не нравилась, но затем она заколебалась.
– И какие же это свойства? – поинтересовалась я, потому что мне показалось, будто она хочет, чтобы я спросила.
– Серебряный лавр можно использовать для исцеления даже самых серьёзных ран, – сказала Эйр. – Или для убийства самого могущественного врага. В некоторых случаях серебряный лавр может убить даже самих богов.
У меня перехватило дыхание, и я ухватилась за серебреный листок так крепко, что края метала врезались в кожу. Она сказала... она имела ввиду... что я, возможно, смогу убить листьями лавра Локи?
Когда Ника показала мне артефакты на фреске на потолке библиотеки Древности, я думала, что держу в руке серебряную стрелу или копьё – какое-то оружие, которое поможет мне убить злого бога. Но что, если я видела этот браслет? Что, если он – часть ответа? Я кинула взгляд на Нику, и богиня кивнула, будто знала, о чём я сейчас думаю. Скорее всего, так и было. Как всегда.
– Ещё один интересный аспект серебряного лавра в том, что его сила исцелять или разрушать зависит от воли и намерения его пользователя, – продолжила Эйр. – Поэтому тщательно обдумай свои действия, Гвендолин Кассандра Фрост. Так как твой выбор повлияет на всех нас.
Сверля меня взглядом, она протянула руку, будто хотела попрощаться. Я колебалась, но затем быстро прикоснулась к её пальцам. На мгновение меня окутало могущество, и я почувствовала неземную доброту по отношению ко всем существам: маленьким и большим, её любовь к грифонам и радость, когда смертные использовали её полевые цветы для исцеления больных и раненых.
Но я также почувствовала её абсолютную безжалостность. Как и победа, милость может быть большой и в то же время ужасной. Одарить милостью, принять её, отклонить, попридержать – всё это имеет свою цену, которую кто-то должен заплатить. В этот момент я поняла, что Эйр по-своему холодная, ужасная, прекрасная и могущественная, как Ника – как все боги и богини, включая Локи.
Но вот Эйр разжала пальцы, и чувства исчезли, хотя я до сих пор ощущала успокаивающие, дружелюбные вибрации браслета на запястье. Я смотрела на металлические листья на цепочке, которая скорее была похожа на вьюнок, и задавалась вопросом, получила ли Ника венок из лавров, который был на богине победы, от Эйр.
И так же мне было интересно, что делать с серебряным лавром, которым я теперь обладаю. Как могут листья, которые выглядят так незамысловато, кого-то исцелить? Или убить бога? Как я должна их использовать? Они – ключ к уничтожению Локи и окончанию войны Хаоса? Или служат для какой-то другой цели? И какое место занимает омела, если она вообще имеет какое-то значение?
Эти вопросы и ещё десяток других были готовы сорваться с языка, но Эйр с грифоном уже возвращались в центр поляны. Снова богиня склонила голову, и полевые цветы потянулись к ней навстречу. На лице Эйр появилась слабая улыбка, пока она что-то шептала им и грифону.
– Пойдём, – сказала Ника. – Она подарила тебе тот единственный подарок, который могла. Теперь нам следует оставить Эйр в покое, она меня попросила.
Мы вернулись, пройдя через лес, обратно в пещеру. Но вместо того, чтобы зайти внутрь, я посмотрела сначала на браслет, затем на Нику.
– Ты всегда ведешь какую-то игру, не так ли? – я не смогла подавить горечь в голосе.
– Что ты имеешь ввиду?
Я вскинула руки вверх. – Я имею ввиду вот... это. Всё это. Меня. Моих друзей. То, что мы приехали сюда. Что Жнецы отравили Никамедиса. Ты всё спланировала, да? Чтобы я приехала сюда и Эйр могла дать мне лавр и омелу.
Ника покачала головой.