Но комиссар не хотел отвлекаться на малоинтересные подробности.
— Установлено, что она схвачена с поличным, — заявил он. — Этого вполне достаточно. Бригадир Массон, вы отведете эту девицу в участок, где я вскоре допрошу ее. Да, дайте знать моему секретарю, пусть он составит сообщение для агентства Гавас: Ограбление госпожи де Бремонваль — это настоящие парижские новости! Чрезвычайно интересно! — Потом он повернулся к дворецкому и потребовал. — Проводите меня к вашей госпоже.
Десять минут спустя полицейские увели в участок несчастную Раймонду, которая, казалось, была совершенно равнодушна к своему аресту и даже не пыталась защищаться: ведь защищаться означало бы обвинять дворецкого, а дворецкого она отлично узнала — это был ее отец!
Г-жа де Бремонваль, со своей стороны, уже проводила комиссара полиции к выходу из особняка. Теперь, вернувшись в большую гостиную, она позвонила. Явился Фантомас.
Как только она осталась с ним наедине, леди Бельтам в растерянности спросила:
— Ваша дочь, Фантомас? Это ваша дочь?
— Без сомнения, — насмешливо сказал бандит.
— Ах, почему вы раньше мне не сказали?
— Как я мог?
— И потом, что это за комедия? Она же не воровка!
Фантомас собирался ответить, но ему помешали.
Дверь в гостиную опять неожиданно распахнулась. Лакей провозгласил:
— Господин граф Пэйрбрюн! Господин маркиз Толоза!
Это съезжались первые гости г-жи де Бремонваль.
Глава 27
БЕЛОБРЮХИЙ
Было без пяти двенадцать, и заседание суда должно было вскоре начаться.
Это происходило во Дворце Юстиции, в том его помещении, где разбирают уголовные дела. Одиннадцатый зал должен был открыться первым, в двенадцать пятнадцать, а перед тамбуром с двойной дверью, через который надо было пройти в зал, уже теснилась густая толпа. Величественный, горделивый и наводящий страх солдат муниципальной гвардии заслонял могучей фигурой подступы к тамбуру, и держатели повесток почтительно топтались позади этого представителя власти, с ангельским терпением дожидаясь указанного в расписании часа, когда публику начнут пускать в зал. Внезапно толпа всколыхнулась оттого, что из темноты неожиданно возник уродливый, кривобокий человечек в бархатной ермолке и грязной, заплатанной визитке. Он подошел к солдату муниципальной гвардии, что-то прошептал ему на ухо с весьма таинственным видом и тотчас же исчез, как будто его ждали очень важные, неотложные дела. Завсегдатаи уголовного суда — а их в толпе было немало, — знали, что означает это явление, которое на театре непременно назвали бы «комическим выходом». А означало оно, что сей персонаж, числящийся в администрации Дворца Юстиции, сообщил муниципальному гвардейцу, что зал суда готов к приему публики и, следовательно, ее разрешено впустить.
Толпа ринулась к тамбуру, но солдат тотчас же преградил ей дорогу, требуя, чтобы каждый предъявил повестку. Те лица, которых действительно вызвали в суд, пользовались правом занять сидячие места, зевакам же предстояло остаться на ногах.
Залы суда уголовной полиции построены по единому принципу, с широкими окнами, выходящими во двор Сент-Шапель, и благодаря яркому дневному свету не кажутся столь торжественными и даже несколько угрожающими, как залы старых помещений Дворца Юстиции. Напротив, они выглядят светлыми и приветливыми, хоть и обставлены без малейшей роскоши. Впрочем, в той части зала, что предназначена для членов суда, можно заметить некое подобие комфорта. Ступени, ведущие к судейскому столу и креслу прокурора, затянуты зеленым сукном; по обе стороны, за перегородками, находятся два небольших отсека: в тот, что примыкает к окнам, можно пройти из зала, там расставлены пюпитры — это ложа судейской прессы, откуда репортеры, входящие в ее состав, следят за ходом сенсационных процессов. В другой отсек, напротив первого, проходят через потайную дверь, скрытую в стене и ведущую в коридоры «мышеловки», — он предназначен для арестованных, которых приводят в суд в сопровождении четырех-пяти конвойных. На языке преступного мира это место называют «турникетом». Что касается самого зала, то он напоминает скромный театральный зал: в первых рядах, ближе всего к Суду, на мягких, обтянутых кожей банкетках, сидят адвокаты, а позади них расставлены простые деревянные скамьи, узкие и жесткие, где рассаживаются зрители.
В этот день одиннадцатый зал уголовного суда был заполнен до отказа, так как судьи, ведущие там дела, известны были своей суровостью; к тому же в этот день судили схваченных с поличным и, стало быть, по мнению завсегдатаев, могли иметь место любые неожиданности, любые непредвиденные эпизоды.