— Ну что ж, бедолага, — серьезно говорил он, — я-то знаю, что тебе сейчас подошло бы — густая похлебка, верно? Что поделаешь, чего нет — того нет, и не смотри на меня умоляющими глазами, бесполезное дело, у меня ведь даже цыплячьей косточки нет в кармане; и вообще, откуда ты такой взялся, — продолжал Фандор, — чей ты? Ошейника-то нет? Знаешь ли, очень ты смахиваешь на бродягу… Черт возьми! Это некстати. Если у тебя и впрямь нет хозяина, старик, а я тебе, видимо, приглянулся, ты ведь сейчас увяжешься за мной; а я, как бы ни хотел, не могу привести тебя к себе по той простой и убедительной причине, что моя консьержка не терпит в своем доме тебе подобных. Так что, сам понимаешь…
Фандор преспокойно беседовал с несчастной бродячей собакой, всей душой сочувствуя ее беде. Он все гладил ее, почесывал ей голову, а собака в благодарность ласково лизала ему руку.
— Да, конечно! Конечно! — заключил Фандор. — Ты, пес, не красавец, но зато добрый малый, ясное дело…
Внезапно он вздрогнул. Сзади него раздался низкий, суровый голос:
— Ваша собака?
Фандор вскочил на ноги.
— Нет, а что?
Отвечая, журналист рассматривал того, кто заговорил с ним. Странный был вид у этого человека. Он был высок ростом, хорошо сложен, широк в плечах и, по-видимому, крепок, но в то же время, трудно сказать почему, чувствовалось, что он из тех, кого образный язык улицы называет «дурно-мечеными».
Одет он был прилично, но костюм его был черным и плохо скроенным, а котелок был ему явно велик, да он еще нахлобучил его на низкий лоб, вернее, на слишком густые черные брови, сросшиеся на переносице. Глаза его были маленькие, налитые кровью, и мигал он непрерывно. На красном, словно пылающем лице его застыло злобное и хитрое выражение, говорившее о холодной жестокости.
Фандор в один миг все это заметил, заметил также и руки, ухоженные, но удивительно толстые и грубые, руки рабочего человека, но странной была, видимо, его работа. Ногти были в порядке, но очень коротко обрезаны, белья под рукавом не было видно. К тому же на нем были простые башмаки из грубой кожи, на толстой подошве. Что делает этот человек на берегу Сены?
Фандор повторил:
— Почему вы спрашиваете?
Тот пожал плечами и весьма невежливо ответил:
— Чтобы знать… и вообще, не ваше дело!
— Нет, это мое дело, точь-точь как и ваше, — возразил Фандор. — Я разговаривал с собакой, вы мне помешали. Мы с ней отлично ладим, а третий — лишний.
Фандор все это высказал довольно враждебным тоном, с некоторой издевкой, но, собственно говоря, упрекнуть незнакомца было не в чем, разве только в излишнем любопытстве.
— Так бы сразу и сказали, что помешал, — ответил незнакомец. — Однако, вы же меня не знаете?
— Если бы я вас знал, вы, может быть, и не помешали бы мне.
— Это еще вопрос…
Ответ был несколько загадочным, и Фандор собирался предложить незнакомцу пояснить свою мысль, как вдруг собака, до тех пор спокойно сидевшая позади журналиста, прервала их разговор. Она внезапно прыгнула вперед, рыча и скаля зубы, как будто была готова броситься на собеседника Фандора.
— Тихо! Тихо! — сказал незнакомец. — Чертова зверюга! Уже и кусаться готова… — И тихо, как бы самому себе, добавил. — Каков инстинкт у животных-то. — Но тут же он оборвал фразу и опять спросил: — Стало быть, не ваша собака?
Фандор ответил машинально, так как еще старался разгадать скрытый смысл услышанных слов:
— Нет, собака не моя, должно быть, бродячая…
Прохожий сперва промолчал, подумал, потом сказал:
— Вы ее уведете с собой?
— Я? — возразил Фандор. — Нет.
— Тогда я бы ее взял…
— Хотите приютить?
— Гм!.. Приютить… Значительное слово, молодой человек… Я просто хочу увести ее…
— Это одно и то же.
— Не совсем. Насильно приютить нельзя.
— Не понимаю.
— Еще бы!
Фандор удивлялся все больше. Решительно, разговор с этим прохожим становился странным. И что-то было в нем таинственное, что взволновало молодого журналиста.
Собака все еще рычала. Фандор наклонился, чтобы погладить ее.
— Слушайте, — заметил он. — Не знаю, охотно ли она пойдет с вами… Нрав у нее, как видно, крутой…
— Никто не идет за мной охотно!
Фраза эта прозвучала так неожиданно, что Фандор невольно воскликнул:
— Кто же вы такой?
Но этот человек, казалось, его не слышал.
— Но зато, — как бы продолжил он свою мысль, — я увожу с собой кого вздумаю… и последнее слово всегда остается за мной…
Фандор хотел еще что-то возразить, чуть ли не вступиться за собаку, которая все еще глухо рычала и показывала клыки незнакомцу, когда тот внезапно добавил, по-прежнему как бы обращаясь к самому себе и не замечая волнения и беспокойства Фандора:
— Друзья в наше время — редкость… Собака… могла бы стать другом… Другом! Пожалуй, друг мне очень нужен.
И тут же заявил громким голосом и очень резко:
— Друзья! Я их беру силой!
— Силой? — переспросил все более и более заинтригованный Фандор. — Это не лучший способ приобретать друзей. А что касается собак, то, по-моему, они любят того, кто с ними ласков…
— Быть может, — возразил загадочный незнакомец. — Однако, как вы сейчас убедитесь, молодой человек, ласковое обращение ничего не дает.
Он отошел на несколько шагов и внезапно свистнул, подзывая собаку:
— Эй! Пошли со мной! Иди сюда, иди же…
Одновременно он пошарил в кармане, вытащил оттуда что-то красное и липкое, что Фандор сразу и не признал.
— Что вы ей даете? — спросил он.
— Сырое мясо.
— Вы в кармане носите сырое мясо?
— Как видите…
Закончить он не успел.
Собака, двумя прыжками, как бешеная, бросилась на него с яростным лаем.
— Берегитесь! — закричал Фандор.
Но тут журналист от изумления опустил руки и вытаращил глаза.
Незнакомец даже не пошатнулся, когда собака с размаху прыгнула на него. Он просто протянул вперед руку, отразив оскаленные клыки, а потом схватил животное за загривок и без всяких видимых усилий отбросил его на десять шагов от себя…
— Вот! — заявил он. — Вот как действует ласка! Видели, молодой человек? Я угощаю эту скотину мясом, а она хочет перегрызть мне горло! Неблагодарный пес. Он мне нравится… Это почти человек…
Фандор удивлялся все больше и больше. Сцена, разыгравшаяся у него на глазах, казалась ему совершенно непонятной.
Несомненно, несчастный пес, которого он только что гладил, был голоден… Он страшно хотел есть… и в то же время отказался от еды, которую ему так щедро предложили. Почему? И что за мизантроп этот незнакомец? Почему он с такой настойчивостью хочет увести эту собаку с собой, тогда как она, напротив, злится все больше и больше, а рычанье ее стало просто зловещим?
— Да оставьте вы ее! — посоветовал журналист. — По всей вероятности, ей не хочется идти с вами…
— А я ее мнения не спрашиваю! Если бы я спрашивал, хотят ли идти со мной те, кого я увожу, они бы все отвечали — нет!
Говоря это, незнакомец приблизился к собаке, а она, удивленная тем, как он отразил ее нападение, распласталась на берегу и все еще угрожающе ворчала.
— Ты пойдешь со мной, — приказал незнакомец, — волей-неволей, а пойдешь… Ты что, думаешь запугать меня?
Фандор был так изумлен всем услышанным, что замер в молчании и неподвижности.
Незнакомец, казалось, вовсе позабыл о нем. Он вытащил из кармана платок, свернул его наподобие шнура, обвил им шею собаки и затянул петлей.
— Видишь, придется идти! — упрямо повторял он, таща за собой собаку, которая действительно принялась перебирать лапами.
— Она вас сейчас укусит! — сказал Фандор.
На это замечание журналиста незнакомец обернулся и, не выпуская собаку, спокойно сказал:
— А вам какое дело? Прощайте.
Прощание это было столь неожиданным, что Фандор не успел ответить. К тому же в последние мгновения его охватило какое-то беспокойство, какая-то мысль тревожила его.