— Труп! — повторил Доминик Юссон. — Сжальтесь, хозяин, подумайте, ведь вы, конечно, принесли труп убитого, и я думаю…
Вместо ответа Фантомас пожал плечами.
— Нечего тут думать, — грубо сказал он, — твое дело слушаться меня. Мне этот труп мешает, я его принес тебе, ты его спрячешь к себе в погреб, а через год продашь как скелет… Делай с ним что захочешь, мне все равно! Он мне мешает, я тебе отдаю его, черт возьми, это же твое ремесло!
— Но…
— Довольно!
— Однако…
— Довольно, я сказал!
Он произнес это таким голосом, что Доминик Юссон больше не посмел возражать.
Фантомас продолжал:
— Нам надо поговорить, идем.
— Ко мне?
— К тебе. Ну, пошли.
Фантомас чуть ли не вел за собой несчастного Доминика Юссона. Как человек, хорошо знакомый с домом, он открыл дверь мастерской и вошел в это мрачное помещение, пропахшее тлением.
— Проклятье! — сказал Фантомас, смерив взглядом дрожащего Доминика Юссона. — Опять ты тут напивался! Нет, решительно, никогда больше ничего для тебя делать не буду, — пьяница не умеет держать язык за зубами.
— Я еще ни разу не проболтался, хозяин…
— Так-то оно так, однако…
И вдруг Фантомас, не договорив, в каком-то необъяснимом порыве кинулся вперед. Одним прыжком, словно обезумев, он оказался на другом конце мастерской и там упал на колени перед грудой старой одежды, в беспорядке валявшейся в углу.
— Хозяин… хозяин, — прохрипел Доминик Юссон. — Что это с вами? Что случилось?
Почти беззвучным, дрожащим голосом, с трудом вырывавшимся из стиснутого спазмом волнения горла, Фантомас спросил, сжимая в руках женское платье:
— Эта одежда — эта одежда…
— Да… а что такое?
— Откуда она у тебя?
— Откуда она у меня?
— Где ты ее нашел? На ком было это платье?
— Но… но…
Быстрый, как молния, Фантомас вскочил на ноги и прыгнул к Доминику Юссону, который уже готов был убежать, перепугавшись насмерть.
— Ну же, отвечай, Доминик! Отвечай или поплатишься жизнью! Пощады от меня не дождешься… Где ты нашел это платье?
Побелев от страха, Доминик Юссон с трудом проговорил:
— Да оно у меня уже давно.
— Давно? Ложь!.. Десять дней? Пятнадцать?
У Доминика Юссона голова шла кругом.
— Нет… нет… — заверил он Фантомаса. — Я ошибся… всего час… два…
— Ложь!
— Нет, хозяин, я правду говорю.
— Врешь!.. Впрочем, кто же был в этом платье? Чей труп ты раздел? Да говори же, говори!
Сильным рывком Доминик Юссон высвободился из рук Фантомаса. Он отскочил, оказался по другую сторону большого разделочного стола и, чувствуя себя там поспокойнее, отвечал:
— Господи, хозяин, да что на вас нашло? Не все ли вам равно? Вы же знаете, что мне иногда приносят еще не раздетые трупы. Это платье было на молодой женщине, и я собирался его продать некоему Бузию, скупщику, старой одежды, который и не подозревает, как эта одежда попадает ко мне.
Пока Доминик Юссон говорил, ярость Фантомаса сменялась безмерным отчаянием.
— Ах! — горестно прошептал он. — Ах, проклятье Господне тяготеет надо мной… Судьба теперь против меня… неужели настал час искупления?
Но вскоре он взял себя в руки: этот человек, не ведавший страха, всегда умел подчинить тело велению рассудка.
— Ты снял это платье с трупа молодой женщины? Когда? Где? Подробности!
— Не помню я ничего.
— Вспоминай!
— Да зачем вам, хозяин?
— Зачем? Ты хочешь знать, зачем, Доминик? Так вот, слушай же: у меня, Фантомаса, слышишь ли ты, Доминик, у меня есть дочь, любимая дочь, Элен, моя Элен, которую я, рискуя жизнью разыскал в Натале, а потом чуть ли не двадцать раз мог потерять; за нее я готов тысячу раз пожертвовать собственной жизнью, пролить свою кровь до последней капли, слышишь, Доминик? У меня, Фантомаса, есть дочь! И эта дочь, эта Элен, ненавидит меня, своего отца, потому что ей известно, что я бандит, а она честная и чистая девушка. Месяц тому назад я нашел ее, скрывающуюся под именем Раймонды, продавщицы в «Пари-Галери»… Ты слушаешь меня, Доминик?.. И эта Раймонда, моя дочь, в тот самый день, когда я нашел ее, исчезла, похищена, украдена, — кем же? Не знаю! Возможно, тем самым человеком, чей труп я тебе сегодня принес! Шапларом!
— Как, это труп Шаплара?
— Да! Слушай же, это все неважно, но вот это платье, платье, которое ты снял с мертвой женщины, я узнал его, это платье моей девочки, Элен, это платье Раймонды… Значит, Раймонда умерла? О, я отомщу!
Лицо Доминика Юссона исказилось таким ужасом, пока он слушал эти отчаянные речи, что Фантомас внезапно обрел какое-то подобие надежды. Лихорадочным жестом он отбросил свой капюшон и открыл смертельно бледное лицо с дрожащими губами и полными слез глазами, метавшими молнии.
Он снова заговорил чуть ли не умоляющим голосом:
— Доминик Юссон, скажи мне, что ты солгал, скажи, что дочь моя не умерла! Скажи мне…
Доминик Юссон машинально провел рукой по лбу. Недавний хмель слетел с него, к нему вернулся здравый смысл, еще подстегиваемый волнением, пережитым за этот час.
— Фантомас… Фантомас… — сказал он. — Я вспоминаю. Вот посуди сам, потому что я уже ничего больше во всем этом не понимаю… это платье, которое ты держишь в руках… платье твоей дочери… я его два раза снимал с разных трупов…
— Два раза?!
— Да, два раза.
— Что ты хочешь этим сказать, боже мой!
— Постарайся понять, а то я уж вовсе не соображаю. Вот тебе чистая правда, Фантомас. Две недели тому назад, здесь, у меня, находился труп женщины, найденной в Сене мертвой, утонувшей, и на ней было это платье. Ты слушай… слушай… Я это платье продал Бузию и уж не знаю, кому Бузий его перепродал, только клянусь тебе, как раз сегодня я увидел это самое платье в руках юноши, утонувшего в Сене.
— Юноши? Да ты с ума сошел!
— Клянусь тебе, что это правда.
Удрученный, вконец измученный Фантомас уже ничего не понимал в той невероятной путанице, когда платье его дочери Раймонды дважды попалось на крючок страшной «удочки» Доминика Юссона. Он продолжал спрашивать:
— Ах, Бога ради! Припомни же! Сделай еще усилие! Как выглядела эта женщина, которую ты в первый раз вытащил из воды? Молодая? Красивая? Блондинка? Брюнетка? Дочь моя или нет?
Увы! Доминик Юссон покачал головой.
— Ну, что я могу тебе сказать? — ответил он. — Столько я их тут перевидал, этих безымянных мертвецов, разве упомнишь их лица?
Услышав эти слова, Фантомас вновь погрузился в отчаяние и долго оставался недвижим, опустив голову и горько рыдая. Внезапно он выпрямился:
— Доминик, были на этой женщине драгоценности?
— Нет, хозяин.
— Да! Да! Я знаю, что у нее были… были кольца. Ах, ворюга, ты их украл? Покажи их мне! Я хочу их видеть! Я сразу узнаю их, если это кольца моей дочери!
— Нет их у меня, ты ошибаешься, Фантомас.
Но, отвечая так, Доминик Юссон побледнел. Он еще старался говорить с уверенностью, но тут же замолчал, так как Фантомас, перегнувшись через стол, схватил его за горло и чуть было не задушил.
— Кольца! Доминик Юссон, покажи мне ее кольца! Покажи кольца, которые были на утопленице, вытащенной в первый раз, одетой в это платье!
Чувствуя, как сильные руки бандита смыкаются у него на шее, предвидя близкую смерть, если он еще попытается сопротивляться, Доминик Юссон признал себя побежденным.
— Ладно, — сказал он, — отпусти меня, и я тебе их отдам!
— Ага! Значит, я прав!
Фантомас отпустил и оттолкнул Доминика Юссона, готовый опять схватить его, если тот вздумает его обмануть. И все повторял:
— Кольца! Показывай кольца!
Доминик Юссон нажал пружину потайного ящичка, пошарил там и бросил на мраморный стол перед Фантомасом два золотых кольца.
— Смотри! Вот они…
Фантомас схватил эти украшения, которые Доминик Юссон из жадности оставил себе, и его вновь охватило глубочайшее отчаяние. Этот бандит, палач, перед которым дрожал весь белый свет, который не останавливался ни перед каким насилием и без колебаний совершал страшные преступления, внезапно разразился рыданиями, узнав эти скромные украшения, кольца, которые носила его дочь, — ведь это было подтверждением того, что она умерла!