— Ну как, Бузий, похож?
Бузий неуверенно кашлянул.
— Еще кой-чего не хватает, господин Фандор.
— А именно?
— Гримасы!
Тут же Фандор перепробовал несколько вариантов гримас, одну за другой, после каждой спрашивая:
— Которая лучше, Бузий, на ваш вкус?
Но Бузий был не в состоянии ответить. На него напал отчаянный, неудержимый смех, и он смотрел на Фандора, потешаясь, но в то же время в явной растерянности.
— Господин Фандор, — выдавил он, наконец, между приступами хохота, — лучшей гримасой будет такая, которую вы дольше всего сумеете удержать.
— Вы правы, Бузий!
— И при которой вы в то же самое время сможете вести наблюдение.
— Ладно, тогда вот такая! — И Фандор скорчил чудовищную рожу, зажмурив один глаз, широко открыв другой и оскалив зубы в страшной ухмылке.
— И побыстрее, Бузий. Времени у нас в обрез. Где мой катафалк?
— Неужели вы влезете сейчас в тачку, господин Фандор?
— Конечно.
— Но дорога идет вверх.
— Ну и что? Придется вам приналечь, черт возьми! Я же сказал, что деньги пойдут вам.
На этот раз Фандор говорил повелительным тоном, не терпящим возражений.
Бузий повиновался, бурча что-то себе под нос.
— Ладно, забирайтесь в экипаж. Надо же быть таким лентяем, чтоб заставить другого себя таскать, где же равенство? — И, продолжая ворчать, но ворчать вполне добродушно, так как долго сердиться Бузий был просто неспособен, он пошел за тачкой, подвез ее к Фандору и сбросил с нее холстину.
— И сколько же вы весите, господин Фандор?
— Шестьдесят восемь килограммов, приятель!
Бузий вздохнул:
— Шестьдесят восемь — это в сухом виде! — сказал он. — А сейчас, мокрый-то…
Однако Фандор, не обращая внимания на причитания своего помощника, растянулся во всю длину на тачке, свесив ноги между оглоблями и откинув голову.
— Ну, Бузий, теперь главное — не натворить глупостей! С этой минуты договор вступает в силу: я мертвец и не говорю больше ни слова.
В это самое время Бузий набросил на него тяжелую холстину, укрыв его с головой. Фандор тут же высунул из-под нее голову и грустно спросил:
— Еще одно только слово, Бузий, — этой холстиной вы уже пользовались?
— Нет, господин Фандор.
— Честное слово?
— О, честное слово!
— Гм!
И Фандор снова исчез под холстиной, а Бузий, крякнув от натуги, взялся за оглобли тачки.
— Кто тут? Кого надо?
Только что пробило половину одиннадцатого, и по голосу Доминика Юссона, когда он спросил, кто стучится к нему в дверь, можно было понять, что чей-то приход в такой час был для него непривычен и даже страшен. Но тут же он успокоился, так как ему ответил знакомый голос Бузия.
— Не пугайтесь, господин Доминик, это я!
— Что вам нужно, Бузий?
— Я вам гостя привел.
— Гостя? Вы с ума сошли?
— Ничуть, господин Доминик… Мне, главное, очень выпить хочется… откроете? Что скажете?
Бузий услышал, что вместо ответа Доминик Юссон отодвигает засовы.
— Ну, чего вам, Бузий? — спросил опять препаратор медицинского института, осторожно просунув голову в полуоткрытую дверь.
— Привез вам кое-какой товар…
На этот раз дверь раскрылась во всю ширь.
— Очень кстати! — сказал Доминик Юссон. — У меня как раз не хватает объектов. Мужчина или женщина?
Бузий, обычно весьма разговорчивый, на этот раз оказался немногословным. На естественный вопрос Доминика Юссона он ответил:
— Утопленник!
— Это не ответ.
— И мне за него нужно тридцать франков, не меньше!
— Тридцать франков? Не может быть, Бузий!
— Очень даже может!
Время для споров было неподходящее, и Доминик Юссон дал это ясно понять.
— Ладно, входите! — И он сам помог Бузию с его тачкой пройти в садик, а через него — в мастерскую. Едва бывший бродяга оказался в этом мрачном помещении, как Доминик Юссон одним привычным движением руки сорвал холстину, прикрывавшую тело Фандора. Голова журналиста показалась на свет — на лице его застыла страшная гримаса, которая незадолго до этого была им выбрана как самая подходящая.
— Гм! Недурен! Этот мне по вкусу! Не слишком попорчен!.. Бузий, вы получите свои тридцать франков!
Как только Доминик Юссон, сам того не желая, произнес эти слова, Бузий вовсе потерял голову и спросил:
— А одежду его я смогу забрать?
— Если пожелаете. Впрочем, одежды на продажу у меня целая груда.
Однако в этот вечер Бузий не очень-то был расположен говорить о делах.
— Ладно, ладно, — добавил он, спохватившись и якобы передумав. — Я еще зайду, господин Юссон, еще другой разок зайду.
Такой поворот разговора был столь необычным для Бузия, что Доминик Юссон удивился чрезвычайно. Более того, он испугался и уже с недоверием посмотрел на труп. (Фандор тщательно сохранял позу и гримасу мертвеца). А Бузий вдруг отвернулся, что было еще большей ошибкой.
— Послушайте-ка… — начал Доминик Юссон.
— Ничего! Ничего!
— То есть, как это — ничего?
— То есть, я хочу сказать… вы ошибаетесь!
Доминик Юссон был в недоумении. Сперва он что-то смутно заподозрил, потом его опасения стали более отчетливыми.
Что, собственно говоря, хочет сказать Бузий?
И он стал нажимать на бывшего бродягу.
— Знаете что, приятель, — сказал он Бузию, — по-моему, вы сегодня занимаетесь весьма странным делом.
— Ну что вы, ничуть, уверяю вас.
— Да будет вам! Где вы его выудили?
— Кого?
— Да вот этого мертвеца?
— Он бросился в воду в двухстах метрах отсюда…
— Бросился в воду?
— То есть, собственно говоря… Да, так и есть, бросился в воду!
Бузий запутывался все больше и больше, а Доминика Юссона это все больше и больше заинтриговывало. Внезапно этот отвратительный тип разразился громкими восклицаниями и непонятным смехом:
— Ах, сволочи! Ах, падаль! Ах, гады! Все вы друг друга стоите, и вы, Бузий, не лучше других, и в один прекрасный день доберусь я до ваших костей, брошу их в мой чан… И вот еще что: можете врать, сколько влезет, и прикидываться Христосиком, а я-то отлично понимаю, что к чему…
— Но… как же…
— Никаких «но»! Хотите, я вам всю правду выложу? Не бросился этот малый в воду, это вы его туда, в водичку, спровадили! Что, не так, Бузий? Вы, черт возьми, подумали — Доминик Юссон купит любой труп, какой ему притащат, и достаточно вытащить хоть одного из воды, вот и готов хороший заработок! Да… но товар-то редкий, так не изготовить ли его самому? Смотри-ка, остроумная мысль… Эге, Бузий! Поздравляю с такими мыслями! Ну, хватит разговоров, приятель. Что-то вид у вас неважный… Ну-ка, признавайтесь… признавайтесь, вы ведь не лучше других, правда? Утопили парня за тридцать франков…
И Доминик Юссон, выкрикивая эти слова, с безумным лицом тряс за плечи несчастного бродягу, чуть ли не бил его.
— Все еще отрицаете? Черт возьми, Бузий, да у вас совсем мозги не варят! А ведь что такое убить человека? Пустяк! Хе-хе! К тому же это забавная штука! Ха-ха! В меня пальцами тычут за то, что я смертью торгую… вот болваны-то! А вы, Бузий? Разве то, что вы сделали, не в сто раз хуже?
Но Бузий, вконец перепуганный издевательским хохотом и перекошенной усмешкой Доминика Юссона, рывком освободился из сжимавших его рук.
— Клянусь вам! — крикнул он. — Да я никогда в жизни… За кого вы меня принимаете?
Доминик Юссон не дал ему договорить.
— Черт возьми, дружище, — продолжал он, перемежая слова взрывами безумного хохота, — затеи у вас отличные, превосходные… Какого черта вы все отрицаете? Вы продаете трупы, я их покупаю — друг друга стоим… И внезапно, в неожиданном приступе ярости, Доминик Юссон бросился на бродягу и схватил его за горло. — Нет, ты сознаешься! — вопил он. — Ты сознаешься, висельник! Сознаешься, убийца! Или я тебя придушу! Разве я свое ремесло скрываю, я-то? Чего же ты своего ремесла стыдишься? Если бы не такие лицемеры, как ты, меня бы так не презирали! Довольно с меня… Ну, рассказывай, как ты убил этого парня! Давай, Бузий, правду за правду! Ты мне расскажешь, как ты парня прикончил, а я тебе в обмен расскажу, как я затащил на дно юнгу с «Жанны-Мари»…