Свобода – это роскошь. Ради нее Кристине пришлось кое-чем пожертвовать. Красный влажный кирпич тюремной стены до сих пор иногда являлся в беспокойных снах. Любая свобода стоит неволи. Несколько лет назад Кристина приехала в Геную вместе со своими новыми друзьями – десятками молодых анархистов из Лондона, Стокгольма, Осло, Дублина. Кто-то из них по-настоящему хотел социальной справедливости, кто-то презирал частную собственность, иные находились в плену идей Кропоткина и Торо, зачитывался трудами Ноама Хомского. Нашлись и те, кому черти колотили в затылки ржавыми кочергами. Этим было все равно с кем и за что сражаться, лишь бы погромче, и желательно на виду у всего мира.
Самые честолюбивые сочиняли манифесты альфа-анархизма, в которых провозглашали отмену рыночных отношений, в начале нового тысячелетия подменивших собой любые другие отношения между людьми. Альфа-анархисты примкнули к общему антиглобалистскому сообществу. И не было лучшего времени и места заявить о своем праве на социальный протест и новый мир. Тем летом в Генуе две международные мультикорпорации подписывали союзнический контракт, целью которого было обогащение одних и порабощение других. А побочным эффектом – упрощение и осквернение такого хрупкого и пока все еще зеленого мира. Кристина с друзьями собирались немного пошуметь на этой вечеринке, куда их никто не приглашал.
Кристина была важным звеном анархистской коммуны. Изучение химии с детства выявило в ней большой талант создавать все что угодно из чего угодно. Из разрозненных, порой невидимых глазу элементов, из всякого хлама, наполняющего мусорные баки, а порой – из ничего, она умудрялась мастерить то, что в любом уголовном кодексе мира определяется как оружие.
«Все на свете – химия, – любил повторять Свен Ларсен, когда рассказывал пятилетней дочурке о мироустройстве. – Мы состоим из химических элементов. И кошка состоит из них. И пирожное, и конфеты, и твоя Барби». «А где эти элементы? – лопотала маленькая Кристина. – Я хочу сделать пирожное. И кошку хочу!»
Повзрослев, она в совершенстве овладела искусством материализации химических формул. Особенно Кристине удавались пирожные, вызывающие грохот, дым и разрушения. Нитрат кальция, фосфаты, суперфосфаты – все, что имело формулу и встречалось в быту. Кислоты, щелочи, нитриды, бертоллиды – все катализирует, выделяет, абсорбирует. Кристина умела соединить все это так, чтобы получился большой Тарарах! Или – не очень большой. Цель сборища антиглобалистов в Генуе была вовсе не кровожадной. Всего лишь – сорвать переговоры. Всего лишь – напугать циничных дельцов, уверенных, что мир вращается от подошв их туфель ручного производства по десять тысяч евро за пару. Кристина изготовила несколько вполне безобидных взрывпакетов. Их планировали разложить по урнам перед палаццо Дориа-Турси, где проходили вакханалии мировых тузов. И взорвать по очереди, чтобы воротилы мирового капитала почувствовали серный запах иной реальности. Чтобы их службы безопасности протрубили о реальной террористической угрозе. И дельцы убрались бы восвояси, очистив от своего отвратительного присутствия старинный городок.
Тем летом они шли по булыжным мостовым Генуи как на модную вечеринку, это был их love-парад. Двадцатый век постарался сделать все свои революции сексуальными. Жаркий итальянский июль вывел десятки молодых людей на улицу полураздетыми, источающими чувственность, заряженными гормонами, энергией и полными желаний. Кристина в узких шортиках и топике, не стесняясь своей комплекции, шла в одном ряду с загорелыми мачо, худощавыми очкариками, длинноногими девицами, которые могли быть кем угодно – от парикмахерш до наследниц тронов европейских династий. Друг для друга они были равны, эти последователи секса и революции.