Ночной корабль: Стихотворения и письма

Мария Вега Ночной корабль Стихотворения и письма

ПОЛЫНЬ (Париж, 1933)

В заботах каждого дня

Живу, а душа под спудом

Каким-то пламенным чудом

Живет помимо меня.

И часто, спеша к трамваю

Иль над книгой лицо склоня,

Я слышу ропот огня

И глаза закрываю.

Ходасевич

МАРИЯ

Ах, Мария, как ты, Горькая, горька.
Что за имя подарили нам века.
От Распятья, эшафота, от пустынь
Подползает, расстилается полынь.
В день крестин, стуча крылом в иконостас,
Молят ангелы-хранители за нас:
Мы ведь бывшие Марии, Бог-Господь;
Больно вспомнить нам измученную плоть. –
Но горька вода купельная тоской,
Значит, надо, чтобы жизнь была такой.

Вот моя трава.
Я не щит, не льва,
Не орла, не серп
Заношу в мой герб:
Из глухих пустынь
Приползла полынь
И цветет гербом
Над печальным лбом.
Но когда взалкал,
Никогда бокал
Не бывает пуст
Для горчайших уст.
Слаще мед стократ
Для того, кто рад
Хоть на миг спастись
От полыни – ввысь.

1933

* * *

Что вы любите на свете?
Мать? Богатство? Жениха?
Нет. В сегодняшнем сонете
Два стиха.

Для кого же эти строки?
Кем они вдохновлены?
Так… Скользила по осоке
Тень сосны.

Умерев, из ваших песен
Что оставите в веках?
Что в веках оставлю? – Плесень,
Пыль и прах.

1933

* * *

Улиточка, улиточка,
Бродячая кибиточка,
Не ты ли мне сестра?
Туманом дни окутаны,
И все дороги спутаны,
Пройденные вчера.
Улиточка, улиточка,
Едва заметна ниточка –
Твой след в траве густой.

1929

* * *

Отчего огонь дрожит.
И струится, и бежит,
Быстрой дрожью грея тьму?
Или холодно ему?
Столько надо света дать,
Стольких в мире согревать.
Что уходит всё тепло
В торопливое крыло.
Прав огонь или не прав,
Если, всё другим раздав,
Допылав, поникнет он
В уголь, в пепел, в вечный сон,
До конца пребыв огнем
В смертном холоде своем?

1933

* * *

Подслеповатое окно,
Да комната в четыре метра –
Вот жизнь моя. И я давно
Забыла шум лесного ветра.
Оборван день мой, искалечен,
Как неоконченный рассказ.
Но почему в нем каждый час
Такою музыкой отмечен?

1930

МУЗА ПОСЛЕДНЕГО ЧАСА

Она одна придет, наверное,
В холодном сумраке разлуки
И мне на грудь положит верные,
Неизменяющие руки.

Я буду тихой и оставленной
Смотреть в туманное оконце
На запад, в золоте расправленный,
И на малиновое солнце.

Как древний образ в темных трещинах,
Мое лицо застынет скоро,
Но подождет шагов обещанных
По шатким доскам коридора.

И сосчитав ступени лестницы
К черте дверей моих забытых,
Она войдет в плаще кудесницы,
В сияньи глаз полузакрытых.

Не ей ли быть моей сиделкою,
Склоняясь бережно к кровати,
Когда часы безмолвной стрелкою
Укажут смерть на циферблате?

И я, вступив на путь таинственный,
Где ветер бездны гасит счастье,
Приму из бледных рук Единственной
Стиха последнего причастье.

1929

* * *

У меня, на дне шкатулочки,
Камень с солнечного берега;
Он зеленый, с белой крапинкой,
С чуть заметною царапинкой.
У других – ларцы с запястьями
И с прабабкиными кольцами,
Рядом с тайнами сердечными
Да цветами подвенечными.
У меня же – только камушек,
Он пропитан солью горькою,
Дождь звенел над ним стеклярусом,
Шелестел, играя парусом,
Говорил о дальних странствиях,
О русалках в черном жемчуге,
И на камне море синее
День и ночь чертило линии.
Стал он пестрый и причудливый,
Как вода на солнце светится.
Стоит в сумерках прислушаться –
Слышно – где-то волны рушатся…
У меня, на дне шкатулочки,
Не смарагды, не карбункулы:
Только камень с белой крапинкой,
С чуть заметною царапинкой.

1928

* * *

О эта женщина,
Такая же, как все:
Рот полумесяцем,
И невеселый смех,
И смутных крыльев проблески,
Но вниз влекущий страх,
И вечно поиски
Впотьмах, впотьмах.

Мне этой женщиной
(Она как дым прошла)
Не жемчуга завещаны,
А только два крыла.
Сказала: Вспыхни заревом,
Птенец мой, полетев!

Лететь заставила,
Сама – сгорев.

1933

* * *

Я больше ничего от встречи не ищу,
И стала цель моя давно невероятной.
Охотник райских птиц, я уроню пращу,
И птицы полетят над тишиной закатной.

Ни к светлым волосам, ни к звездному плащу
Я рук не протяну в хвале тысячекратной,
Но только помолюсь и горестно прощу
Пустынные глаза и голос невозвратный.

И если ты ушла без ласкового слова
И сбросила меня безбольно и сурово,
Как лишнюю слезу с подкрашенных ресниц, –

То дай мне у конца твоей чужой дороги
Поклоном проводить к воротам вечным дроги
И знать, где ты лежишь, чтобы склониться ниц.