ШВЕЙЦАРСКИЕ ГОРЫ
Кто знает имена швейцарских гор?
Шрек-Хорн, Рог Ужаса и Финстер-Хорн –
Рог Мрака.. В остром клобуке – Монах.
Так их прозвал в веках народный страх
Направо – Ужас. Мрак стоит налево.
А юная, вся розовая Дева,
Лежит Юнгфрау а солнечных лучах,
С изогнутым бедром Венеры горной,
И лыжник – муравей земной и черный –
Скользит влюбленно на ее плечах,
И три горы дрожат в подземном гневе
И, хмуря складки сивых родников,
Грозят из-под нависших облаков
Своей самозабвенно спящей Деве.
Но та, лукавая, других страшней:
Притворно неподвижна и невинна,
Она хранит опасные лавины
Под нежной сетью голубых теней,
Распахивает пропасти над снегом
И с вкрадчиво ползущею пургой
Играет смерть, следя, как тот, другой,
Ускоренным себя пьянит разбегом…
Я наведу бинокль и в нем увижу
Морщины трещин, старый черный лед,
Потерянную крошечную лыжу
И в небе – опоздавший вертолет
Он не найдет, Так, может быть, и лучше…
Летит пурга на снеговых волнах,
И засыпают, зарываясь в тучи,
Рог ужаса, Рог Мрака и Монах.
* * *
Темно-синие пинии,
Синева средиземная…
И надземно-подземная
Глубина тишины… Темно-синие пинии
В тишину включены,
И спадают глицинии,
Голубые глицинии
С раскаленной стены.
Словно ветром волнуемо,
Море в небо ушло
И беззвучными струями
По стенам потекло.
Зябко движутся линии
Переливных теней –
Это дышат глицинии
На уступах камней,
Это пишут глицинии,
Ниспадая на мхи,
Переливные линии –
Голубые стихи.
ДВА РОНДО
1
В долине снов вечерняя заря
Позолотила камень алтаря,
С которого давно сошли кумиры,
А я нашла в траве обломок лиры
И плакала, с туманом говоря.
Орел, в высотах медленно паря,
Слетел на луг, где прятали сатиры
Античный мед и розы октября
В долине снов.
Орлиных крыльев шелест повторяя,
На флейтах из морского янтаря
Играли круглолицые зефиры,
Когда, воспоминанием горя,
Моя рука чужой коснулась лиры
В долине снов.
2
И тень Сафо пришла издалека.
Она – как стебель белого цветка
На той меже, где сон уступит яви
Когда расстелется в кипящей лаве
Пурпурная рассветная река.
За ней толпятся мертвые века,
Уснул Харон на черной переправе…
Но вижу перстень в золотой оправе
И тень Сафо.
На краткий миг, на всю ли жизнь близка?
Быть может, только глянет свысока
И растворится в одинокой славе?
Но для меня, проснувшейся, легка
Струна на лире, что беречь я вправе,
И тень Сафо.
ЛЕНИНГРАДУ
И днем и ночью жду я зова,
Боюсь от дома отойти.
Скажи хоть слово, только слово,
Скажи, что я могу прийти!
В какой-то час – сегодня, завтра?
Быть может, звякнет телефон,
Ты позовешь! И безвозвратно
Исчезнет долгий черный сон.
Отступит горе…
Мой любимый,
Ты мне вернешь мою Неву,
И не во сне, летящем мимо,
Увижу я, а наяву,
Как после горестной разлуки
И безутешных слез моих
Мне Летний сад протянет руки
Деревьев, с детства дорогих,
Как пушкинскою ночью синей
Блеснет в окне моем, «светла,
Адмиралтейская игла»
Сквозь драгоценный русский иней.
ПЕРЕДЕЛКИНО
Я опять на Родине!
Поле… Темный бор…
Улица Погодина,
Голубой забор…
Много тропок пройдено
Вширь и вдоль земли.
К улице Погодина
Тропки привели.
Золотится кленами
Роща над прудом.
С четырьмя колоннами
Тихий, старый дом…
Когда я в комнату вошла,
Впервые с ней соприкоснулась,
Она мне стала так мила,
Что я ей сразу улыбнулась.
Я знала – в ней еще живут
Другие думы и заботы,
За письменным столом, вот тут,
Вчера сидел бессонный кто-то…
Всех предыдущих знать нельзя,
Но к ним, невидимым, вхожу я,
И чьи-то тени, как друзья,
Во мне встречают не чужую.
Дверьми приглушенный, в тиши,
Которая так много знает,
Здесь рокот пишущих машин
В чуть слышном беге не смолкает.
Как будто град шуршит в окне,
Катая легкие дробинки,
И новый стих летит ко мне
От каждой прошуршавшей льдинки.
Дневной за рощей гаснет свет,
Ей к ночи дышится свободней…
В столовой скажет мой сосед:
«Легко работалось сегодня!»
Мне тоже! Я в стране другой
Так не дышу. Мне воздух нужен,
Вот этот воздух дорогой,
Который со стихами дружен,
И вечер в облаке седом,
Осенний вечер Подмосковья,
И этот старый, тихий дом,
Где Слово рождено любовью.
На рассвете изморозь,
Осторожный хруст:
Отряхнулась изгородь,
Отряхнулся куст.
Покачнулась яблоня,
Разроняв плоды.
Колет пальцы зяблые
Холодок воды…
А в леса окружные
Бросили гудки
Поезда, ненужные,
Как черновики.
Много тропок пройдено,
К новым не спешу.
Я с тобою, Родина,
Всей душой дышу.
БЕЛАЯ НОЧЬ
Не странно ли, что я вошла вчера
В год тысяча семьсот… не помню точно!
Я видела пакгаузы Петра
Вдоль Крюкова канала, белой ночью.
Два века – скоро три – тому назад…
Неправда! Только сутки между нами, –
От задремавших каменных громад
Повеяло смолой и кораблями.
В ночь белую – ни звезд, ни фонарей.
Бесплотными становятся ограды
Чугунные, и нет от них теней,
И стерегут таинственные склады
Всё, чем гордиться будет русский флот,
Что доведут до совершенства внуки,
Передавая клад из рода в род,
Для «навигацкой хитростной науки»