СЛОНОВЬЯ НОГА
О. Ю. Клеверу
Жил слон-чудак, жил слон-верзила,
С ушами, будто лопухи.
Одна беда ему грозила:
Он вздумал сочинять стихи!
Он был неграмотен при этом.
Читатель, ты зубов не скаль:
Ведь и неграмотным поэтам
Нужна «неведомая даль».
И он грустил о дальней дали,
Томясь в невысказанном сне.
– О, если бы, – вздыхал он, – дали
Хоть бабочкины крылья мне!
Лететь, лететь!..
Куда, слонище,
Ты полетишь, влача пуды?
Он видел райское жилище
И белоснежные сады,
Да, белоснежные, – от пуха,
Который землю обволок,
Слону в отвернутое ухо
Струя отрадный холодок.
Довольно ядовитых джунглей,
Шпинатной зелени и змей!
Слон весь искусан и обуглен,
Спаленный солнцем до костей.
Он заревел в свой длинный хобот,
Как воин в медную трубу:
– Черт побери, ведь я не робот,
Я сам кую свою судьбу,
Сам проложу к мечте дорогу,
Пешком ли, вплавь ли, как смогу,
Погибну, но хотя бы ногу
И донесу, и сберегу. –
И он ушел в иные страны,
Где льется, вьется белый пух,
И веселились обезьяны,
Слона высмеивая вслух.
Его не трогали нимало
Ни ха-ха-ха, ни хи-хи-хи,
О, что за музыка вплывала
В большие уши-лопухи!
Слоновье ухо очень туго,
И не понять ему вовек,
Что в музыке звенела вьюга,
Что подпевал ей русский снег.
Распространяться мы не станем
О том, о сем, – как шел, как плыл,
Как был охотниками ранен,
Как на костре зажарен был.
Зерно волшебного рассказа
В том, что убитый наповал,
Наш сумасшедший слон ни разу
Ноги четвертой не терял.
Нога дошла, куда ей надо
(А говорят, что нет чудес),
Нога дошла до Ленинграда
И поселилась в ДВС.
И снег летел, и вьюга пела
В пушистом вихре белых пен,
И в новый мир, блаженно белый,
Входил оживший Андерсен.
Читатель скажет: – Что за бредни?
Где суть и в чем она видна? –
Но объяснить строфой последней
И суть, и смысл мне власть дана:
Поэт всегда сродни поэту,
Одна влечет их вдаль тоска!
Нога слоновья сказку эту
Диктует мне издалека.
БАШМАК
Башмак сбежал. Башмак бунтует. Прочь
От мостовых! Готовый к жизни лучшей,
Умчался он на самолете прочь,
Чужим крылом, как плугом, взрезав тучи.
И кажется ему, что командир
Небесной бригантины он, под флагом
Поэта и безумца, в новый мир
Идет свободным, одиноким шагом.
В аэропланном кресле развалясь,
Носком вперед и ваксою блистая,
Он чувствует: с подошвы сходит грязь,
И вся она на диво золотая.
Где может быть его собрат-башмак,
Проглоченный небесным океаном?
Но ни вздыхать, ни вспоминать никак
Не подобает старым капитанам!
И он забыл их перестук двойной
По мокрому асфальту городскому,
Шаг в унисон и нудный путь земной
От дома к службе и от службы к дому.
Кабина задремавшая пуста.
Все пассажиры высадились где-то.
Летит, летит сквозь облако мечта, –
Не самолет, – хвостатая комета.
Но для мечты осуществленья нет.
Грустна полетов и падений смена.
Мой бедный фантазер, башмак-поэт,
Неизданная сказка Андерсена!
Он задремал… И тут произошло
Нелепое: никем не управляем.
Корабль воздушный опустил крыло
И заскрипел зловеще: «Прилетаем!»
Булгаковский вмешался в дело черт,
И бригантина разом, без оглядки,
Войдя с размаху в первый встречный порт,
Завязла на посадочной площадке,
И колдовской в рассвете умер мрак,
И громкоговорители сказали:
«Тот пассажир, что потерял башмак,
Его найдет на аэровокзале».
ШАПОЧКА
Зашел ко мне Нострадамус,
Зашамкал, скинув колпак:
– Вы, кажется, вышли замус?
Нашелся для Вас ведьмак?
– О, да! Он по нашей части
И даже (скажите всем)
Отмечен, как Старший Мастер,
Шапочкой с буквой «М».
Быть может, – воскликнул старец, –
Он мне предскажет судьбу? –
И поднял костлявый палец,
И стукнул себя по лбу:
- Но как же проник в высоты
И в тайны небесных сфер
Лейтенант черноморского флота,
Бывший морской офицер?!
Я в ответ: – Небесные хляби
Он вскрывает концом иглы
Без всяческих астролябий
И вовсе без каббалы.
Дрессировщик собственной плоти,
Он на «ты» с астральной ногой.
До него Вы не дорастете,
Остродумус мой дорогой.
Но Вы и не виноваты,
Что, имея большой талант,
Не родились крылатым, Как был рожден лейтенант.
К нему поступайте в школу, Не берет он высоких цен.
И заслужит Ваш череп голый
Шапочку с буквой «Н».
– «М» хочу!!! – завопил он дико.
– К черту «Н» – начало Нуля!
Я сказала: – Мой Мастер – Мика.
И букву вышила я!
АКРОСТИХИ
1
Моему Мике
Мне хорошо, что мы всегда вдвоем.
А если иногда обоим плохо, –
Разлуки больше нет. Не надо вздоха,
И слез не надо: мы живем, живем!
Я стала жить двадцать второго мая,
На лестнице крыльца, ведущей в дом,
И в этом доме, в тот же час родном,
Как будто всё поняв и принимая,
Окно зажглось счастливою звездой
Лиловый ирис ждал меня у входа
А свечи плыли в дрожи золотой,
Едва ли не тринадцатого года
В России, в старом корпусе Морском
На празднике… От голубой гостиной
Алмазной цепью, как полвека длинной
Летели фонари над черным льдом…
Алмазной цепью, – но она иная, –
Наш первый час, двадцать второго мая,
Горел всю ночь. И мы остались в нем.