Как всё это ярко вспомнилось от книжки, присланной Вами!
Билибина я хорошо помню в Париже. Мой отец был с ним знаком. Помню его большую мастерскую, его самого, с желтым лицом и небольшой бородкой, его жену, считавшуюся очень хорошей рисовальщицей по фарфору в Севрской мануфактуре, но главное помню его работы, которые были далеко не так хороши, как прежние, времен сказок. Он очень себя засушил, уйдя в графику всё глубже и педантичнее, потеряв и прелесть, и свежесть, став просто скучным. Знаю, что он вернулся на Родину и там много работал по реставрации…
Целую Вас крепко, поэт мои милый, и так хочу для Вас в еще молодом 69-ом году много счастья, удач, радости!
Привет от мужа, и он тоже просит нас не забывать.
Ваша Вега
7.
28 апреля 1969
Моя дорогая Светлана,
после того, что я уже давно получила от Вас такое, более чем милое, письмо, и стихи, и Левитана, и до сих пор не откликнулась, Вам остается только удивиться, но прошу Вас поверить, что я ни на минуту со всеми этими радостями не расставалась, если не в буквальном смысле, то во всяком случае – мысленно, начиная с того, что совершенно бесподобное Ваше стихотворение «В зеленом небе тишина…» каждый день, по много раз, повторяю, – оно заняло место среди самых любимых стихов. Знаете ли Вы-то сами, как оно хорошо? Мысленно я Вас за него просто цветами осыпаю и благодарю за то, что оно существует. Любимых стихов у меня не так уж много, вернее – самых любимых, своего рода избранников, да и то не всегда целиком, – иногда четыре, иногда две строчки, за которые жизнь отдашь. Так, например, всегда, везде, сквозь всё звучит «Белеет парус одинокий», но не люблю в нем «струю», «Просто любимых», – целиком любимых, конечно, много, но я говорю об избранных… Ваше «В зеленом небе тишина…» – это стихотворение волшебное, иначе не скажешь. В нем та магия стиха , которая так мало до кого доходит, а для меня – всего важнее.
За этюды – огромное спасибо. Они очень талантливы и сами по себе – стихи, так же, как Ваши стихи – картины. О нашей с Вами в этом похожести, скажу, что у меня тоже всегда эти два мира шли неразлучно рядом, рисунок всегда звучал стихами, и я так же, как Вы, писала к рисунку стихи, а стихи рисовала, пока не отложила кисти навсегда. Между прочим, забавно, что все художники всегда мне говорили, что я гораздо больше писатель, а все писатели – что я художник, а не писатель!
От Левитана, Вами присланного, тоже масса радости. Как я люблю эту «блоковскую» картину: в степи грустят стога. Вот художник, который звучит стихами…
Конечно, мы тут с огромным нетерпеньем ждем, когда познакомимся с Вашей работой на поливаемых грядках поэзии, а с Фетом Вы меня познакомили и пробудили желанье, наконец, его узнать, но пока что сижу на Тютчеве, Фета не раздобыла… Боюсь впасть в сентиментальность, но как Вы меня тронули и обрадовали всем тем, что говорите о моих стихах, которые, по-моему, похожи на орла из моего же стихотворения: «Клюв обломан, нет крыла, желтым глазом из угла смотрит в стену. Спит – не спит, в клетку наглухо забит». И все-таки, встретить любовь и признание себя, да еще на родной земле, даже если нет возможности выпустить орла из клетки, уже огромное утешенье, и не так остро чувство, что стихи плачут в ящиках стола, наглухо забитые в клетку.
По совету здешних опытных советских знакомых, я стучусь во все двери, чтобы разузнать, как поступить с возвращением на Родину. Ведь есть же у нас просторы необозримые, и если в Москве и Ленинграде ничего не получишь, то неужели подальше от центров такая же невозможность иметь крышу над головой? Михаила Максимилиановича влечет к себе Харьков (воспоминанья детства), но мы там никого не знаем… Мне интересно, существует ли в Советском Союзе такая простая вещь, как взять да и нанять квартирку, или же, как в Париже, это из области чудес? Как-то странно, что в Москве надо квартиру покупать . Откуда же взять такие огромные деньги? Этот мучительный вопрос просто в отчаянье приводит, а время летит, летит…
Читала сейчас Шишкова, «Угрюм-Река». Какие у него еще книги? Нигде не могу узнать, очень хотела бы.
Целую Вас крепко, дорогая моя поэтесса-художница, жду стихов, как хлеба насущного. От мужа сердечный привет.
Ваша Вега
8.
4 июня 1969
Дорогая Светлана, милое Вы мое существо, сколько мне радости от письма и стихов! Была рада и тому, что увидела Вас в «Голосе Родины»… Это – дом, в котором мы встречаемся, и дом мне очень близкий. Читая стихи, как будто сидела в редакции, в Харитоньевском. Я сейчас всецело в Москве, так как кончаю «Москва и москвичи» Гиляровского. Теперь, когда Москва уже знакома и ясно можно ее видеть мысленно, просто захватывает эта живая книга.
Приехать снова, т. е. «нанести визит», как в прошлом году» более, чем трудно, – слишком дорого… Вот и остается ждать чуда, что моя муза отличится и еще раз принесет мне литературную премию. Блажен, кто верует!
Кстати, недавно были вдвоем в нашем консульстве, где мне очень торжественно и трогательно вручили мою великолепную премию за рассказ в «Голосе Родины» (про моего негра в Америке). Щелкал фотоаппарат, и подали по этому случаю шампанское, но всё это дошло до меня значительно позже, уже дома, под вечер, и тогда я начала волноваться и переживать, а сидя в посольстве, так спокойно отнеслась и к поздравлениям, и к милой дружеской беседе, и к тому огромному перевороту, который в моей жизни произошел за те 8 лет, когда впервые никому неизвестная, «зарубежная» Вега начала работать из-за злосчастного рубежа, работать с родными людьми, печататься на Родине, а вот сейчас так чудесно и сердечно принята…