Я самый сумасшедший из нас троих, тот, от кого посторонние стараются держаться подальше. Феникс — милый, разумный мальчик, на которого мы все можем положиться, когда это имеет значение. А Тристан — это своего рода джокер-карта. У него золотое сердце и это раздражающее, веселое отношение, но у него также есть и злая сторона, и он может быть отвратительным ублюдком, если дать ему повод.
Он потягивает свой напиток, его глаза отслеживают что-то поверх края чашки, и я поворачиваю голову, чтобы проследить за направлением его взгляда. Девушки вернулись, как обычно, взявшись за руки, смеются друг с другом, направляясь к нам. Вайолет плевать на косые взгляды, которые на нее бросают, она чувствует себя совершенно непринужденно и не стыдится того состояния, в котором я ее оставил.
Господи Иисусе, она такая сексуальная.
Иногда я не могу поверить, что она реальна.
Мой член снова возбуждается при виде нее, и я наклоняюсь, чтобы поправить его через джинсы, стискивая зубы на Тристана, когда понимаю, что он смотрит на мою девушку, а не на свою.
— На что, черт возьми, ты смотришь?
— Эта улыбка на ее лице, — отвечает он, бросая мне понимающую усмешку через плечо, когда идет к Энди. — Я не видел ее семь месяцев.
Мои плечи опускаются, а губы изгибаются в моей собственной улыбке, когда я думаю о его словах.
Эта улыбка из-за меня.
Как только я подхожу к ней на шаг ближе, какой-то старшеклассник, которого я смутно узнаю, врезается прямо в нее, слишком пьяный, чтобы смотреть, куда идет, гребаный идиот. Он быстро оборачивается и хватает ее за талию, чтобы она не упала, его глаза расширяются, когда он хорошенько разглядывает горячую девушку, к которой прикасается. Она отталкивает его руки от себя, и он действительно делает шаг назад, но затем медленно оглядывает ее тело, и теперь я собираюсь убить его. Я вижу «Красный» и разбиваю одну из пустых пивных бутылок на стойке, подхожу к маленькому засранцу и отталкиваю его на несколько шагов назад, подальше от Вайолет.
— Ты тупой ублюдок. — Я киплю, глядя ему в лицо, прижимая разбитую бутылку к его щеке, но прежде чем я успеваю начать выбивать из него все дерьмо, меня дергают назад за руки, и мои запястья внезапно скручиваются за спиной. — Трист—
— Аттикус, не надо! — кричит на меня Энди, быстро становясь между мной и ребенком с поднятыми руками, широко раскрыв глаза, когда она сверлит ими меня. — Не надо.
Я рычу и извиваюсь в хватке Тристана, чувствуя, как он хватает горлышко бутылки и швыряет ее на землю. — Какого хрена тебя волнует, ударю я его или нет?
— Мы останавливаем тебя не из-за него, идиот. — Она подходит ко мне, храбро хватает меня за челюсть, чтобы повернуть мою голову вправо. — Мы останавливаем тебя ради тебя.
Мое зрение затуманивается, и я перестаю бороться с этим, когда понимаю, что она заставляет меня смотреть на Вайолет. Она прислонилась спиной к барной стойке, скрестив ноги в лодыжках, небрежно потягивая текилу из бутылки, которую я купил для нее, выражение ее лица абсолютно ничего не выдает. Она просто смотрит на меня, ожидая, когда я сделаю свой выбор.
Черт возьми.
Тристан медленно разжимает пальцы вокруг моих запястий, как будто не уверен, должен ли он отпустить меня или нет. Я стряхиваю его с себя и подхожу к парню, которого не убиваю, мое сердце все еще бешено колотится, когда я хватаю его за рубашку спереди и притягиваю к себе.
— Тебе чертовски повезло, что я слишком сильно люблю ее, чтобы бросить тебя в этот огонь, — тихо говорю я, наклоняя голову в сторону Вайолет, чтобы убедиться, что он точно знает, о ком я говорю. — Не трогай мою девушку. Не смотри на мою девушку. Даже не проходи мимо нее. Ты слышишь меня?
Он сглатывает и кивает, и я отпускаю его толчком, сопротивляясь желанию заехать кулаком ему в лицо, всего один раз. Зная, что я буду покойником, если сделаю это, я подхожу к Вайолет и кладу обе руки на стойку по обе стороны от нее, изо всех сил стараясь не сорваться.
Черт, это убивает меня.
Ее губы приподнимаются, и она делает еще один глоток своего напитка, прежде чем отставить его за спину. — Это было действительно тяжело для тебя, не так ли? — спрашивает она, глядя вниз на мое тело, когда проводит холодными кончиками пальцев по моей груди и прессу.
— Это не смешно, — выдыхаю я, сжимая ее предплечья и прижимаясь своим лбом к ее. — Я думаю, у меня приступ паники.
Она хихикает и скользит руками вверх по моей шее, проводя ногтями по моим волосам, чтобы успокоить меня, сдержать так, как может только она. Я целую ее и просовываю свой язык ей в рот, заявляя права на нее на виду у каждого ублюдка, доводя свою точку зрения до конца.