Выбрать главу

Оттого-то и удивило телевизионное начальство и журналистов решение Сергея Доренко подать в суд на Николая Сванидзе за использование чужого названия. Доренко решил, что если первоначальная идея принадлежала ему, то и использовать это название может лишь он сам.

Опыт судебных тяжб у тележурналиста немалый. За последнее время он дважды побывал в суде, хотя оба раза в качестве ответчика. Одним из истцов был Валерий Николаев, которого Сергей Доренко сбил, катаясь на мотоцикле по пешеходным дорожкам Крылатского. Второй истицей выступила супруга мэра Москвы Юрия Лужкова предприниматель Елена Батурина. Если в предыдущем случае Доренко осудили за хулиганства, то теперь ему инкриминировалась клевета. За что он получил четыре года условно.

Теперь тележурналисту повезло гораздо больше. Дело он выиграл. Что он будет делать с отвоеванным названием, пока непонятно. Может быть, продаст бывшему коллеге по бизнесу?

Дружба — понятие относительное

— Сколько часов в сутки работаете?

Не считал. Я себя не изнуряю, не насилую. Жизнь — как работа. Работа — как жизнь.

— А как отдыхаете?

— Растительно. Очень люблю поспать. Поесть тоже не дурак. Хобби у меня нет. На горном велосипеде не катаюсь. Гербариев, этикеток не собираю. Вообще я легко расслабляюсь. За 15 минут до эфира могу спокойно смотреть футбол.

— На друзей время хватает?

— Нет. Дружба для взрослого человека — понятие относительное. Она требует времени. Поэтому дружить реально получается только с женой или мужем. Так и у меня, основная дружба протекает в семье.

— Кто, помимо вас с Мариной, в семье дружит?

— Сын Андрей. Ему 25. Работает юристом. Его жена Марина. Моя теща — тоже Марина. Собака — кавказская овчарка, «малчык».

— Как уживаетесь в таком коллективе?

— Бывает, что Марина может зацепиться с тещей. Я с Мариной и собакой. А так все нормально.

— Как дети относятся к вашему творчеству? Смотрят? Критикуют?

— Смотрят. Но не критикуют, думаю. Из соображений такта.

— А себя не хотят попробовать на ТВ?

— Пока нет. Как, наверное, когда-то и я. Если бы мне кто-то сказал, что я буду «физиономией торговать», я бы воспринял это как приглашение в космос слетать.

Народ моих шуток не понимает

— Лицо, которым вы «торгуете», повторюсь, серьезно. А в жизни каково оно?

— Нормальное, часто смешливое. Кстати, и в своей серьезной программе не прочь пошутить. Но, увы, народ моих шуток не понимает. Народ как привык? Если ты Петросян — тогда шути. А если Сванидзе — ни-ни. И прежде чем пошутить, я три раза должен предупредить, скорчить рожу, поковырять в носу…

— Что, скудоумен наш зритель?

— Почему?! Это нормально. Вспомните, у Булгакова, что Воланд говорил: «Люди как люди. И милосердие иногда стучится в их сердца. Квартирный вопрос только испортил их». Так что «люди как люди» наш зритель. Кстати, чем стабильнее будет страна, тем меньше людей будут смотреть политические программы.

«Звездный бульвар», № 7 (36), 2004

Любимые женщины

Это не то, что вы подумали, не мимолетные встречи и бурные романы, о которых, даже если они и имели место, взрослые люди обычно молчат. И что такое роман? Эмоций масса, но хочется поскорее забыть. Любимые же женщины тоже масса эмоций, но при этом всерьез и надолго. Те, кто перепахал, о ком не забудешь. Николая Сванидзе «пахали» все, начиная с бабушек и заканчивая женой. В боях он, как пишут, закалился, окреп и возмужал.

ЦИЛЯ ИСААКОВНА

Это моя бабушка по отцовской линии. У нее очень извилистая судьба.

Родилась под Минском, потом семья переехала в Луганск. Отец был сапожником. Детей — десять человек. Нищета страшная. Любимая еда — арбуз с хлебом.

Все девочки были очень хороши собой: хрупкие, тонкокостные. Несмотря на абсолютное отсутствие базового образования, тянулись к культуре, очень любили театр.

Бабушка была самая старшая. Она рано пошла работать в шляпную мастерскую, где дослужилась до мастера. Но тут связалась с революционэрами. Вначале с эсерами, в 1916 году вступила в партию большевиков. После революции работала в женотделе ЦК под руководством Александры Коллонтай.

Одно из семейных преданий гласит, что однажды, летом 18-го, к бабушке в Кремль пришла ее младшая сестра, тоже революционерка. У нее было ангельское лицо, за ней ухаживал Карл Радек. Бабушка выходит стоит Муся, в длинной юбке, в кожаной куртке, в платке, босиком… и вот с таким маузером.

— А почему босиком?

— Лето было, жарко. Как все простые люди деревенского происхождения, сестра привыкла с весны и до осенних морозов ходить босиком.

Потом бабушку направили на партийную работу в Грузию, где она познакомилась с дедом. Он был совсем из другой семьи из грузинских дворян, образованный человек. Окончил Петербургский политехнический институт и ушел в революцию, угораздило его. Они поженились. Дед одно время был первым секретарем Тифлисского обкома партии.

— А бабушка — первой леди при муже?

У нее была своя жизнь, она работала секретарем райкома. У деда не сложились отношения с Берией. Когда Берия стал большим начальником в Закавказье, деда перевели на Украину, министром. Его прикрывал Орджоникидзе. Но после того как Орджоникидзе не стало, деда арестовали и через неделю убили. Начался новый этап в жизни моей бабушки.

Она тут же уехала в Москву, спасая себя и сына, моего отца. И правильно сделала, потому что буквально на следующий день за ней пришли — и поцеловали закрытую дверь.

Она жила у своей сестры в «Доме на набережной». Вернее, отец жил. А бабушка прирабатывала где-то уборщицей, меняла квартиры, фактически была на полулегальном положении. Но именно это позволило ей выжить.

После войны бабушка работала в Московском экскурсионном бюро, дослужилась там до начальственных постов. Хотя биографию свою, что муж «враг народа», вынуждена была скрывать.

Я помню ее уже пенсионеркой, в компании подруг. Это были все крепкие, могучие, мудрые старухи. Многие отсидели по семнадцать лет в лагерях. Жены крупных партийных и военных начальников. У всех мужья погибли. Дружные, спаянные, с по-хорошему мужскими отношениями, с колоссальной взаимной поддержкой. Потом они одна за одной уходили из жизни. Бабушка была одной из последних, она умерла на 96-м году.

:— А по характеру она была эмансипированной дамой?

Эмансипе ее назвать нельзя. Революционной дамой она была, но не фанатичкой. Идеалы у нее были, но не такие, что «долой стыд». Она обожала оперу и неплохо в ней разбиралась. Для человека с четырьмя классами образования просто потрясающе. Много читала, память была феноменальная, хорошее чувство юмора, вообще голова прекрасная.

Она меня научила в шахматы играть. Я в пять лет играл на уровне взрослого любителя. Правда, и сейчас играю приблизительно так же, потому как не занимался специально. Но тогда, в детстве, она меня тренировала.

— О революционных буднях вспоминала?

— Довольно отстраненно. Однажды принесла какие-то бумаги Александре Коллонтай в гостиницу «Метрополь», где тогда жило все партийное руководство. Коллонтай встретила ее в пеньюаре. Представляете? Это в 1921 году. По пути обратно бабушка вспомнила, что аналогичный пеньюар видела еще до революции, когда работала в Луганске. Ей велели отнести шляпку в дорогой для местного уровня бордель. И вот мадам в борделе была в точно таком же наряде.

Что касается идеологических вещей, я помню, как она в старости маленькая старушка была, быть может, потому что с годами люди сутулятся, — и вот она ушком к «Голосу Америки». Слушала.

Ее взгляды в целом шестидесятнический набор. Сталина ненавидела. Это было личное — он убил ее мужа. Очень ценила Хрущева, презирала Брежнева и правящую партию. У нее было замечательное настроение, когда началась реабилитация ленинской политической элиты при Горбачеве, пошли публикации о Бухарине, напечатали воспоминания его жены Анны Лариной. Они дружили семьями.