Орудуя тряпкой, Вика размышляла, естественно, об убийстве. Многое было неясно и даже казалось нелепым. Но, как ни странно, не столько убийство само по себе волновало ее в данный момент. Вика уже ничем не могла помочь погибшей Софье, зато очень беспокоилась за Гаевскую. Ведь если метили действительно в нее, то что мешало убийце повторить попытку?
Эх, знать бы, кто этот убийца. Ясно, что кто-то из гостящих в доме, мужья они там или кто – чужим через ограду под током не пробраться. Но который из них? На взгляд Вики, прекрасно подходили все трое. Ни один из них не вызывал ее симпатии. Но что толку гадать? Вот если бы она была уверена, что они слетелись сюда в надежде на наследство смертельно больной женщины, да еще заглянуть – хоть одним глазком – в завещание, чтобы разузнать имя главного наследника… Тогда можно было бы и Федора Карпыча побеспокоить. А так он ее и слушать не станет, несмотря на портсигар и летний зонтик.
Еще один персонаж вызывал у Вики подозрение – вернувшийся так некстати Катин муж. Причины для припозднившегося мужа, конечно, могли быть разные, может быть, даже уважительные. Но слишком уж совпало его появление со злополучным ночным криком. Вика прикинула, что Константин вполне мог успеть прикончить старушку, спихнуть ее в пруд и заявиться домой в то самое время, около часа ночи. Только зачем это ему? Какое он-то имеет отношение к Гаевской?
Нужно будет это осторожно выяснить. Не у Кати, конечно, но мало ли в деревне болтливых старушек? Тут все про всех известно и упрашивать никого не придется. Вон как Алевтина с Петровной вещали о прежних хозяевах усадьбы. Только успевай слушать да запоминать.
Вика все же испытывала некоторые угрызения совести, заподозрив Катиного мужа. Катя успела понравиться ей своей спокойной рассудительностью, так редко встречающейся в большом городе и подозревать ее мужа было нечестно. Но ведь она ни с кем не делилась своими подозрениями. А в мыслях можно предполагать что угодно, никому от этого вреда не будет.
Вспомнив о Кате, Вика напомнила себе, что нужно попытаться расспросить ее о Гаевской и ее гостях. Не может быть, чтобы Катя ничего не знала о причине, по которой сюда слетелось все это воронье. Девушка не сомневалась, что сумеет вытянуть из Кати всю правду, если постарается. Общение с капризными авторшами научило ее быть изворотливой, когда надо, или весьма убедительной – по обстоятельствам. Катю она разговорит – дайте срок. Главное, сделать это побыстрее. Как знать, как скоро убийца предпримет следующую попытку? Гаевская Вике хоть и никто, а все-таки жалко человека.
Короче, к чертям рассуждения! Надо вставать и начинать действовать. А что еще делать? Ждать дни, недели, может быть месяцы, пока милиция все запутает или засадит первого попавшегося? Ну, уж нет!
Собственная отвага так понравилась Вике, что она решила действовать немедленно, тем более, что солнце как раз начинало сбавлять обороты. Сейчас она попробует поговорить с Катей, если застанет ее дома, а потом можно и на пляж.
Приняв решение, Вика натянула на себя новый купальник с забавной бахромой по краям, полюбовалась на себя в осколок зеркала, который еще раньше отыскался на подоконнике и с неохотой прикрыла всю эту красоту пляжным халатиком-сарафаном. Охваченная догадками и предположениями, логичными и не очень, она подошла к калитке Катиного дома и уже подняла руку, чтобы постучать, как вдруг услышала голоса. Вика остановилась в нерешительности. Со двора ее было не видно, но двое, находившиеся там, явно ссорились. Вике не хотелось, чтобы в разгар ссоры кто-то из них заметил ее присутствие.
Пока она размышляла как поступить, невольно услышала несколько фраз, тем более что ни Катя, ни мужчина, что отвечал ей, и не думали понижать голос. Ссора находилась в самом разгаре и тех нескольких фраз, что случайно долетели до слуха Вики, хватило, чтобы понять очевидный факт: Костя изменял Кате, причем делал это почти в открытую и, кажется, совершенно не раскаивался. Дело, конечно, житейское, но Вика из женской солидарности не раздумывая встала на сторону Кати.
– За что? Скажи мне, за что ты унижаешь меня? – всхлипывая, повторяла Катя. – Что я тебе такого сделала?
– Говорил уже, ты ни в чем не виновата. Так получилось, я ничего не могу с собой поделать.
– Неудивительно! Эта ведьма приворожила тебя! – Выкрикнула женщина.
– Замолчи! – рявкнул ее муж. – Не смей так говорить об Эмме!
– Я-то замолчу, да только все в деревне только об этом и говорят. Что ж ты, всех думаешь заткнуть? Не выйдет, на каждый роток не накинешь платок.
– Неправда. Эмма не ведьма. Она замечательная женщина. Мне с ней интересно.
– Ну конечно, она же интеллигентная, с образованием, не чета мне! Только не надо врать, милый. Не ее мозги тебя привлекают, и, уж конечно не ее увядающие прелести. Денег ты захотел, вот что! Надоело перебиваться с хлеба на картошку.
– Закрой рот! – проорал Константин. И добавил уже спокойнее:
– Дай мне развод, по-хорошему прошу. Не мучай ни себя ни меня. Так будет лучше.
– Не дождешься, – отрезала Катя. – Пусть твоя ведьма сдохнет в одиночестве. Или поищет себе другую жертву.
– Дрянь! – Короткое слово хлестнуло, будто удар кнута. Послышался какой-то грохот, Вика сдавленно охнула, услышав громкие рыдания Кати. Неужели он ее ударил? Девушка уже рванулась было к калитке, думая только о том, чтобы защитить Катю, но тут услышала торопливые шаги и поняла, что Константин покидает поле битвы.
Вика успела отскочить и спрятаться в густом кустарнике, едва не лишившись впопыхах подола своего сарафанчика. Ткань угрожающе затрещала, но выдержала, и Вика затаилась, боясь пошевелиться. Тяжелые шаги глухо протопали мимо. Она подождала еще немного и тихо проскользнула во двор.
Катя с опухшими, покрасневшими от слез глазами, сидела на верхней ступеньке крыльца, тяжело уронив руки и глядя в одну точку. У ног ее сидела рыжая собачонка, преданно глядя на свою хозяйку. Выражение лица женщины поразило Вику: оно было несчастным, и в то же время резкая складка углу рта и глубокая поперечная морщинка на лбу делали его упрямым и решительным.
Девушка подошла ближе и уселась рядом. Прикоснуться к Кате она не решилась, а та, казалось, не замечала постороннего присутствия. Но это только казалось, потому то минуту спустя Вика услышала тихое:
– Ты все слышала?
Врать было бессмысленно и Вика покаянно кивнула.
– Прости, я не нарочно, – извинилась она.
– Ерунда, вся деревня знает, что у нас творится. И ты узнала бы рано или поздно. Лучше уж из первых рук, чем слушать сплетни.
– Стерва эта Эмма, – высказала Вика свое мнение.
– Еще какая, – усмехнулась Катя в ответ.
– А ты это всерьез, ну… насчет приворота?
– Конечно. Все говорят, что она колдовством промышляет. Видела бы ты ее сад…
Продолжать Катя не стала и Вика так и не узнала, что она имела в виду.
– А ты не пыталась поговорить с ней? – спросила Вика.
Катя отрицательно покачала головой, не глядя на девушку.
– Но почему? Возможно, это помогло бы.
– Не знаю. Эта зараза вцепилась в моего мужика, как репей в собачий хвост. Еще бы, ведь он на двенадцать лет ее моложе.
Вика присвистнула.
– Ну да. Самой в могилу пора, а туда же, любовь крутит, вешалка старая.
– А сколько ей?
– Да уж сильно за сорок. Сорок пять – баба ягодка опять. – Катя опять усмехнулась. – Оно бы и ладно, только Косте моему всего тридцать. Он и меня моложе на три года. Видать, тянет его к бабам постарше. А я-то, дура, мучалась, боялась, что он лишнюю морщину у меня заметит. Даже ребенка родить не решилась, чтобы фигуру не испортить. И вот на тебе, появилась эта фря – и привет.
– Она в самом деле богатая?
– Да уж побогаче меня будет. Она поселилась в Константиновке лет пять назад, на окраине, в доме возле кладбища. А три года назад, когда Гаевская собиралась отдать богу душу, выкупила у той дом. Гаевская, не будь дурой, получив денежки, поставила условие, что будет жить в доме до самой своей смерти. Эмма согласилась. Только Гаевская вдруг взяла, да и передумала помирать. Осталась Эмма с носом. – Катя злорадно улыбнулась.