Он заметил, что у Джека пропала охота касаться меча.
– Вы вольны выбирать, делать вам это или нет. Так же как оружие вольно решать, кто станет его обладателем.
– Оно может об этом сказать?
– Конечно. Теперь внутри у него обитает Дат-тай-вао.Вы держите в руке не просто мертвый металлический сплав, теперь это живое существо – и очень чувствительное.
Джек посмотрел на рукоятку, потом отвел взгляд от нее. Он колебался, и Глэкен это почувствовал.
– А как же вы, Глэкен, меч ведь не принадлежал вам? Разве не вы должны все это сделать?
Глэкен боролся с желанием отойти в дальний угол комнаты.
– Нет. Сейчас не мой век. Свой я уже спас. Теперь кто-нибудь из вашего времени должен спасти нынешний.
– То есть один из нас?
Этот вопрос задал Билл. Бывший священник выпустил из объятий Кэрол и подошел к Джеку с опаской, словно тот держал в руках ядовитую змею.
– Да, вы, Ба, Джек. Каждый из вас обладает необходимыми качествами, каждый рисковал жизнью, чтобы подвести нас к тому, что происходит сейчас. Теперь пришел черед одного из вас.
Глэкен посмотрел на Джека. Больше всего, судя по его виду, ему хотелось сейчас отдать рукоятку Биллу, но гордость не позволяла. Проклятое бремя махизма. Ноша Джека была особенно тяжела.
– Хорошо, – сказал он негромко, – тогда, если нет возражений, начнем с меня.
Джек огляделся. Никто не возражал. Пожав плечами, он с натугой приподнял рукоятку и подошел к клинку. Глэкен был рад, что Джек первый, несомненно, ему будет отдано предпочтение. У него сердце воина. И это будет правильно, что завладеет оружием он.
Джек взял рукоятку за набалдашник, немного помедлил.
– Ну, и что будет?
– Может быть, ничего, – ответил Глэкен, – может быть, уже слишком поздно и ничего нельзя сделать. Может быть, Расалом наглухо отгородил нас и сигнал не пробьется.
– Ну а если получится, как я об этом узнаю?
– О, вы узнаете, – ответил Глэкен.
Поверьте, непременно узнает.
Джек продолжал вопросительно смотреть на него. Глэкен объяснил:
– Во-первых, клинок и рукоятка сплавятся воедино. И тогда станет ясно, что клинок вас воспринял.
"По крайней мере, это произойдет, – подумал он, но не сказал, – если это будешь ты, Джек, то не останется никаких сомнений".
Джек кивнул. Глэкен тихонько отступил назад и отвел взгляд в сторону, когда Джек приподнял рукоятку так, чтобы отверстие было расположено над концом клинка, и, глубоко вздохнув, надел ее на клинок.
Ничего не произошло.
– Ну вот, – сказал Джек, слыша биение собственного сердца. – Я не чувствую каких-либо перемен. – Он снял рукоятку, легко соскользнувшую с клинка. – Так же как и эта штука. Кажется, меня отвергли.
Глэкен еле слышно выругался. Джек был самым подходящим. Почему инструмент его не воспринял?
Джек оглядел комнату.
– Ба, может быть, ты хочешь попробовать?
«Хороший выбор», – отметил про себя Глэкен. Ба тоже был воином. Вторым из всех присутствующих. И он имел личные причины ненавидеть Расалома – его друг доктор Балмер погиб, а Джеффи тяжело пострадал от этого чудовища. Его праведный гнев усилит мощь оружия.
Огромный вьетнамец сохранял спокойное выражение лица, но Глэкен заметил, как напряглись мышцы у него на шее. Он едва заметно кивнул.
Джек передал ему рукоятку:
– Бери, дружище!
Когда Ба, без малейших колебаний, шагнул вперед, Глэкен заметил, что в комнату вновь проскользнула Сильвия, держа за руку безучастного ко всему Джеффи. Наверное, она прислушивалась к происходящему и услышала, как произнесли имя Ба. Она напряженно следила за тем, как Ба берет рукоятку у Джека и надевает на широкий конец клинка. И опять – ничего.
Глэкен стиснул зубы, чтобы скрыть досаду. Не Джек, не Ба – так кто же тогда?
Не проронив ни слова, Ба снял рукоятку и повернулся к Биллу.
– Я? – спросил Билл.
Ба протянул ему рукоятку.
– Но я не могу... то есть, я хотел сказать, я не...
– Но, возможно, это будете именно вы, – произнес Глэкен. – Как бы то ни было, вы были символом возмездия для Расалома со времени его последнего рождения – даже еще раньше. Остался ли кто-нибудь в живых – кроме меня, – кого бы Расалом ненавидел сильнее? Кто-то из той эпохи, кто причинил бы Расалому больший вред? Нет. Только вы, Билл!
Да. Это Билл. Это должен быть Билл. Он подходил для этого – наделенный душой праведника и сердцем воина. Билл был первым, кто пролил кровь и кто выстоял перед смертью, страданиями, страхом – всем, что наслал на него Расалом, стараясь его сломить.
Они стояли лицом к лицу.
Правда, в этот момент Билл меньше всего походил на бесстрашного воителя.
– Ну да, – подхватил Джек, натянуто улыбаясь, – это вы, Билл. Как же я сразу не понял.
Кэрол выпустила руку Билла, которую крепко держала, отошла назад, зажала ладонями рот, не сводя глаз с рукоятки.
Медленно, нерешительно Билл подошел к Ба и дрожащими руками взял меч.
– Не может быть, чтобы это оказался я, – сказал он.
Ба отошел в сторону, пропуская его к клинку.
Двигаясь словно лунатик, Билл доковылял до клинка, приставил рукоятку отверстием к клинку, остановился и огляделся.
– Это не я, – повторил он. – Я знаю. – Но в его хриплом голосе не чувствовалось уверенности.
Билл не надел рукоятку на клинок, а просто выпустил ее из рук, и она упала вниз. И снова Глэкен отвел глаза. Но ничего не случилось. Билл отошел от инструмента. Его била дрожь.
– Я... я не знаю, плакать мне или смеяться.
– Но тогда кто же это? – спросила Кэрол высоким, готовым сорваться от гнева голосом. – Ведь кто-то же должен им оказаться! – Она повернулась к Глэкену: – И кто вам сказал, что это непременно должен быть мужчина?
Глэкену нечего было на это сказать, да Кэрол и не стала дожидаться ответа. Она шагнула вперед, подняла рукоятку и снова надела ее.
Ничего.
– Только не пытайтесь мне доказать, что все пережитое было впустую! – воскликнула она. – Значит, это... – Она показала на Сильвию, которая наблюдала за ними из дальнего угла комнаты. – Сильвия! Сильвия, попробуй теперь ты. Прошу тебя.