— Есть одна деталь…
Остальные взглянули на него, но без особых радужных ожиданий. Все полагали, что приблизились к загадке со всех возможных сторон, всеми возможными логическими путями, как прямыми, так и кривыми, но все безуспешно. Сейчас, возможно, настал момент проявить «творческий подход» (качество, о котором столь рьяно говорили все консультанты на курсах повышения квалификации для руководителей и сотрудников полиции), во что никто сейчас особенно не верил. Настал момент для полета фантазии, а она как раз совсем истощилась. Может быть, пришел черед легендарной валманновской интуиции? Во всяком случае, он был единственным, кто нарушил наступившее молчание.
— Кольцо… — сказал Валманн и сунул руку в карман. — Ведь вы помните тот кусочек металла, который был найден в механизме подъемника для инвалидной коляски? В чем причина остановки лифта и самая очевидная причина того, что Лидия Хаммерсенг упала с лестницы? Ну вот, я решил посмотреть на этот кусочек металла… То есть я попросил об этом одного знакомого…
— Знакомого!.. — Моене повернулась к нему с огненным блеском в глазах. — Ты посмел передать доказательство из дела, находящегося в расследовании, постороннему лицу?
— А ты бы лучше спросила, почему расследование не проявило интереса к этому удивительному постороннему предмету, оказавшемуся в механизме подъемника, — парировал Валманн. — А этот кусочек металла мне вернули. Вот смотрите… — И он уронил маленький блестящий предмет на стол, и по звуку было слышно, что это благородный металл.
Все наклонились над столом, чтобы рассмотреть железку.
— Так вот, этот кусочек металла был кольцом, — продолжал Валманн, — обручальным кольцом. Обручальным кольцом Георга Хаммерсенга из белого золота. Надпись на кольце оказалось возможным прочесть…
Изуродованное кольцо переходило из рук в руки, и каждый рассматривал его.
— И что же это означает, Валманн? — спросила Моене с воинственными нотками в голосе, как будто речь шла о новом осложнении, которое он придумал, чтобы еще больше усложнить им работу…
— А то, что, видимо, сам Георг и засунул это кольцо в механизм лифта.
Эти слова произнес Рюстен. Этот примерный семьянин выглядел несколько подавленным, но все же продолжил свою мысль:
— Должно быть, он сорвал с себя кольцо и засунул его между шестеренками. — Он покачал головой. — Чтобы она не смогла спуститься вниз. Чудовищно…
— Но почему? — Моене переводила взгляд с одного на другого, как бы призывая их произнести то волшебное слово, которое прорвало бы порочный круг, объяснило необъяснимое, раскрыв иной смысл происшедшего, не такой жуткий, какой вырисовывался у всех в голове, и таким образом разрядить обстановку, помочь им выйти из этой тесной комнаты, вернуться домой к обеду, теленовостям (где будут исправлены слишком рьяные усилия Трульсена) и тихому вечеру на террасе.
— Может быть, он собирался сделать что-то такое, для чего хотел остаться в одиночестве, — предположил Валманн.
— Ты хочешь сказать?.. — Моене явно не решалась сделать последнее заключение.
— Но мы же знаем, что он сделал на самом деле, не правда ли? Ведь нет никаких сомнений в том, что он покончил собой. И возможно, она…
— Хотела помешать ему? Мне кажется, ты говорил, что их супружеская жизнь была сплошным адом. И тогда, я полагаю, она не возражала бы, если бы он… убрался ко всем чертям! — Моене не слыла любительницей крепких выражений. К тому же она не была замужем, и ей не знакомы приливно-отливные волны, поднимающие и опускающие лодку супружеской жизни от одной крайности к другой — от счастья к отчаянию — даже среди ежедневной суеты.
— Многое может случиться, когда ты стоишь перед лицом смерти, — произнес Рюстен. — Муж никогда не помешает, даже если он нелюбимый. И возможно, она понимала, что уж лучше жить так на втором этаже, чем попасть в дом инвалидов. Боже мой! Да есть тысячи причин, по которым она захотела бы помешать ему покончить с собой, да, она, в конце концов, могла искать примирения с ним в конце жизненного пути!
— Или же… — прервал его Валманн и тем вновь привлек всеобщее внимание. — Может быть, он засунул кольцо в шестеренку, потому что хотел, чтобы она там осталась — навсегда!
На минуту воцарилось всеобщее молчание и был слышен лишь легкий шум кондиционера.
— Этого мы никогда не узнаем, — сказал Рюстен, поморщившись и как бы желая, чтобы последние слова Валманна остались невысказанными.
— Ну тогда пойдем по домам, — заключила Моене и поднялась с кресла. Ее коротко подстриженные волосы прилипли ко лбу и вискам. Валманн обратил внимание на то, что у нее проявились красные пятна на руках, которыми она впивалась в ручки кресла. Судя по всему, сегодняшний день оказался напряженным для всех.