В ответ Валманн лишь помахал рукой, одновременно чуть отойдя в сторону, чтобы избежать очередного похлопыванья по спине. Ему было о чем подумать.
Двадцать пять лет…
В последнее время он часто задумывался о возрасте. Точнее, о разнице в возрасте, а еще точнее — о двенадцатилетней разнице в возрасте и о том, как это может сказаться на отношениях. Однако именно сейчас ему пришло в голову совсем иное. Он вспомнил слова Трульсена на совещании в субботу утром: «Супруги Хаммерсенг, счастливо женатые в течение сорока одного года».
Сорок один год.
Трульсен был известен своей педантичностью: не «более сорока лет» или «около сорока лет», а сказал именно «сорок один год». И можно не сомневаться, что так оно и было. Почти столько, сколько он сам прожил на этом свете. Именно эта мысль и привела его в замешательство: почти столько, сколько прожил на свете их сын Клаус.
Почти, да не совсем. Пары лет не хватает.
Они учились в одном классе, значит, Клаусу сейчас сорок три года, как и Валманну. Следовательно, когда его родители поженились, Клаусу было два года. Сорок лет назад такое считалось выходящим за рамки приличий. Во всяком случае, в Хамаре. То есть идеальная супружеская жизнь четы Хаммерсенг началась с настоящего вызова общественности! И что настораживало еще сильнее: очевидно, никто об этом не знал. А ведь в маленьких городках до появления желтой прессы и телевидения с их рассказами о жизни красивых, богатых и знаменитых жители буквально питались подобными сплетнями, как они питались козьим сыром и пшеничным хлебом. Тем не менее Валманн не помнил, чтобы кто-то упоминал о том, что с датой рождения Клауса Дохляка что-то не так. Иначе об этом было бы всем известно. Местные острословы ни за что не упустили бы такой лакомый кусочек, и к Дохляку намертво приклеилась бы еще и кличка «ублюдок» — устаревшее название устаревшего греха, которое они непременно бы припомнили. Острословы, которые с изощренной изобретательностью превращали школьные годы Клауса Хаммерсенга в ад. Из-за которых он сам, Юнфинн Валманн, бывший приятель Клауса и друг его семьи, предпочел бы никогда не вспоминать о своих юношеских годах, но именно эти воспоминания мелькали у него перед глазами и никак не шли из головы каждый раз, когда он думал о смерти четы Хаммерсенг. Иначе говоря, постоянно.
9
— Вообще-то они были не очень богаты, Хаммерсенги…
На этот раз его остановил Трульсен — в тот момент, когда Валманн как раз пытался проскользнуть в свой кабинет, держа в руках пакет с завтраком.
— Ты ведь был знаком с ними, так? Не знаешь, случайно, за что стоило бы зацепиться, чтобы разыскать их детей?
Валманн попытался одновременно покачать головой и пожать плечами, отчего кофе в пакете опасно забулькал. Ему очень не хотелось рассказывать Трульсену о подробностях своего знакомства с Хаммерсенгами.
— Я подключил к делу Кронберга, — продолжал новоиспеченный инспектор, — но и он ничего не смог выяснить — по крайней мере, пока.
Кронберг был ходячей полицейской энциклопедией, голова не хуже компьютера, настоящей конторской крысой. Похоже, больше всего ему нравилось сидеть среди стопок документов и водить желтым от никотина пальцем по колонкам имен и цифр. Не было в королевстве такого архива, где Кронберг не чувствовал бы себя как рыба в воде, он оброс многочисленными знакомствами в среде местной бюрократии, которая превращала его имя в легенду.
— На мой взгляд, если уж Кронберг не сможет кого-то найти, значит, этого человека и разыскивать не стоит. — Валманн пытался казаться незаинтересованным. — Но вы же хоть кого-то нашли?.. — Он никогда не задумывался над тем, есть ли еще кто-то в семье Хаммерсенгов, кроме известных ему четырех человек, нет, он никогда не слышал о других членах семьи — тетях, племянницах или кузенах…
— Только дядю — живет в Оркдале, в доме престарелых, и почти совсем потерял разум. И еще мы нашли Эйгиля, брата Георга, он военный на пенсии, проживает на Канарах. С ним мы связались. Но вот дети?.. — Трульсен смотрел на него со всей строгостью, словно подозревая, что его коллега, почти тридцать лет назад знавший эту несчастную семью, сейчас намеренно скрывает какие-то важные сведения о ней.
— Я не настолько хорошо их знал… — Валманн стал подозревать, что Трульсен пытался втянуть его в дело, совершенно его не касающееся, — мне говорили, что их сын, Клаус, начал было изучать музыку, но потом бросил и поступил в Технический университет в Тронхейме. О его сестре я знаю только, что зовут ее Ханне. Она была младше меня года на три-четыре. Я бы ее не узнал, даже если бы столкнулся с ней на улице.