— И не забудь ту железяку, — сказал он, выходя на террасу, чтобы завершить обрезание декоративного кустарника.
Хотя они и припозднились с работой в саду, но все-таки начало было положено.
— Мне надо съездить в участок, — крикнула она ему вслед. — Я там забыла кое-что. Через двадцать минут вернусь.
Из-под колес ее «гольфа» выскочил гравий, когда она прибавила газу и выехала на дорогу.
Была еще только среда, но он все же открыл бутылку красного вина, когда они сели перед телевизором и начали смотреть какой-то средненький фильм по местному каналу. На этот раз речь шла о муже, который избивал жену и добивался признания ее душевнобольной. Чуть было не добился. Ибо справедливость всегда торжествовала в фильмах, которые показывали по местному каналу.
— Какая чушь, — вздохнул Валманн где-то на середине фильма.
— Займемся чем-нибудь другим? — спросила Анита.
— Что ты имеешь в виду?
— Я принесла ее.
— Что принесла?
— Ну эту металлическую штучку. Из лифта для инвалидной коляски. Я ведь за ней и ездила. Трульсена на месте не было, поэтому спросить его нельзя было. — Она криво усмехнулась. — А сотрудник технического отела не возражал. Вот она.
Она положила конверт на телевизионный столик. Валманн вытащил на стол маленький кусочек металла, а затем фотографии.
— Какой маленький, — сказал он, — зажав кусочек металла между большим и указательным мальцами.
— Даже самый маленький пустяк может… — сказала она и показала на фотографии этого кусочка металла в шестерне.
— Но он туда случайно попал или преднамеренно?
Валманн внимательно изучал металлическую штучку. Она была светлой и блестящей, почти как олово, толщиной не более обыкновенного гвоздя и сжата, очевидно, металл был не слишком твердый.
— Могу я взять ее на пару дней?
— На пару дней?
— Я знаю одного парня, который, наверное, сможет определить, что это было такое.
— В техническом отделе этого не смогли сделать.
— Мой знакомый — настоящий эксперт.
— Кто же это?
— Его имя тебе ничего не скажет.
— Ты водишь знакомство с темными личностями, Юнфинн? — Анита толкнула его в бок. Ей нравилось видеть его таким — он опять загорелся и рвался в бой. И она призналась себе в том, что будет уступать ему во всем, только чтобы сохранить этот настрой.
— Я и вправду знаю кое-кого в этом городе.
— Мне вообще-то следовало вернуть эту вещь завтра утром.
— Да никто ее и не хватится. Ведь Трульсен ничего не знает.
— Ну, я не знаю…
— Ну давай!
— Я поставила свою фамилию на квитанции, когда расписывалась за нее.
— Я сумею защитить тебя.
— От Моене?
— Она ко мне неравнодушна, разве ты не заметила? Она меня почти боготворит…
— Я тебе покажу боготворит… — Она повалила его на диван и принялась целовать, покусывая губы и мочки ушей. Она почувствовала, как сильно ей недоставало его, как не хватало его тела, запаха, близости, и это чувство было настолько сильным, что где-то среди радостного опьянения ее охватил страх. Страх перед силой привязанности к нему, которая поселилась в ней за такое короткое время, страх перед тем, насколько их тянуло друг к другу. И вот уже он над ней, со всем своим неистовством, со всей нетерпеливостью мужской силы и в то же время, присущей лишь ему сознательной необузданностью. Нет, подожди, еще немного, совсем чуть-чуть, пока она сама не стала еще более неистовой и не начала желать все большего и большего, и тогда она взяла его, приняла его и забыла обо всем на свете, обезумев от счастья, которое он давал ей.