Эти слова так и застыли на экране компьютера. И все стихло.
Анита пыталась возобновить беседу, но безуспешно. Она была потрясена и в то же время возбуждена. У нее даже слегка дрожали руки, когда она решила сохранить эту переписку, и она боялась, что нажмет не ту клавишу. Юнфинн одновременно оказался прав и ошибался. У нее было доказательство того, что Клаус Хаммерсенг был жив, и одновременно стала совершенно очевидной связь между парой в лесной избушке и убийством — или убийствами — на вилле! Но она пока не могла себе представить, как она расскажет ему это, не разрушив больше того, что она сумела создать своим отнюдь не ортодоксальным расследованием. Она могла способствовать аресту убийцы, но одновременно потерять человека, которого любила. И такая сделка не казалась ей особенно удачной.
38
Лицо Эйгиля Хаммерсенга было загорелым, а голова почти лысой. В прошлом военный морской офицер, он вышел на пенсию и уже почти двадцать лет жил на Канарских островах. Несмотря на морщины и загар, он выглядел моложе своих шестидесяти девяти лет. Он сразу же согласился на проведение различных формальностей, связанных с опознанием умерших, и добросовестно подписал все предложенные документы. Когда в этой процедуре возникла пауза, казалось, он с нетерпением ждет момента, когда сможет сесть на поезд и уехать в аэропорт Гардермуен, а оттуда улететь первым рейсом обратно в южные края.
Во время одной из таких пауз Валманн с чашечкой кофе подошел к нему в столовой. Он представился и спросил, можно ли ему присесть. Эйгиль Хаммерсенг предложил ему стул с добродушием, присущим южанам. Внезапно Валманн подумал, какой же паршивый этот кофе из автомата. Он сказал, что был старым другом семьи Хаммерсенг, то есть другом Клауса, с которым вместе учился. Эйгиль Хаммерсенг охотно кивал, сетуя на то, что после отъезда из Хамара не поддерживал родственных связей. Он служил во флоте и поэтому жил в Бергене. А выйдя на заслуженный отдых после двадцати двух лет службы под дождем, предпочел субтропики.
— Мы никогда не были особенно сплоченной семьей, — сказал он. — Георг был намного старше, и между нами никогда не было контакта. А когда он женился, то лучше не стало.
— Вот как? — Валманн пытался взглядом и выражением лица поощрить его к дальнейшему рассказу, не желая показаться настойчивым.
— Ты знаешь, Лидия была этаким маленьким крепким орешком, — продолжал Эйгиль Хаммерсенг спокойным доверительным тоном, отодвигая чашку с кофе все дальше от себя к краю стола, как будто ее содержимое вдруг вызвало его отвращение. — Эта дамочка все делала по-своему. Мои родители были с самого начала против этого союза. А у нее к тому же еще был сынишка. Она родила его незадолго до того, как начала встречаться с Георгом. Отец ребенка, по-видимому, бросил ее, люди разное говорят. Во всяком случае, я не знаю, кто это был. Впрочем, это дело было замято, и большинство людей думали, что ребеночка сделал сам Георг. И что ты думаешь, она захотела выйти за него замуж? Вовсе нет — прошла зима и весна, а она, казалось, все сидела и ждала, что отец ребенка появится, а Георга держала про запас.
Эйгиль положил руки с локтями на стол, он сидел в одной рубашке с засученными рукавами, хотя день был прохладный и дул сильный ветер. По-видимому, он накопил в своем мускулистом, загорелом теле достаточно тепла и солнца.
— Ну, как говорится, о мертвых — либо хорошее, либо ничего…
— А откуда она была родом, не знаешь? — поинтересовался Валманн. — Полиции не удалось найти никаких родственников Лидии Хаммерсенг.
— А были только она и ее мать. Они приехали откуда-то с севера и жили где-то между Румедал и Станге. Мать работала в садоводстве и сблизилась постепенно с хозяином-вдовцом. Дочка хорошо училась в школе, да еще была очень музыкальна, просто вундеркинд. Она давала концерты с малых лет. Иногда играла на рояле во время различных торжеств в больших усадьбах вокруг — на свадьбах и вроде того. Ей предрекали большое будущее. А она вот возьми да и роди ребеночка… Извини, я очень подробно рассказываю. Я так привык, так меня научили с детства.
— А Георг все-таки настоял на браке?
— Он влюбился по уши. Она была красивой девчонкой и сама тоже не хотела его упускать, ведь он был не бедный. Но как только они поженились, ей как будто всего стало мало — она захотела стать великосветской дамой, иметь собственную виллу, новую машину и все такое. И чтобы все первоклассное и изысканное, до невероятности! Мальчишку она захотела, конечно, учить музыке. Георг вкалывал как лошадь, а ей всего было мало. Вот как раз тогда-то я уехал из Хамара. А когда умерли наши родители, то мне и возвращаться сюда не хотелось. Да, эта Лидия Хаммерсенг была крутая бабенка. Знаешь, — добавил он, уставившись на серую и неприветливую гладь воды, — с моего балкона во все стороны видно только море. Атлантический океан. Восход солнца и заход солнца. Я купил по дешевке участок вдалеке от города, когда туда еще не хлынула толпа. А теперь все оно стоит много миллионов. Мы с женой работаем в саду. Гуляем в горах. Когда я прочитал все красивые слова, которые писали про него норвежские газеты после того… после того, как это случилось, обо всем, что он сделал для местного населения и прочее, то это произвело впечатление. Я подумал тогда, что, может, я что-то упустил, не заметил… Но знаешь что? Мне кажется, что мне все-таки больше повезло из нас двоих. И не только потому, что я теперь сижу перед тобой, в то время как… — Он пожал плечами. Смерть брата, казалось, не сильно его огорчила.