Выбрать главу

Йертруд Моене была воспитанным человеком. Она хорошо знала правила приличия, однако слишком увязла в формальностях, в том числе и когда дело касалось следствия.

— Спасибо, — ответил Валманн, — но близкими друзьями мы не были. Я учился в школе вместе с их сыном, и в детстве мы ходили друг к дружке в гости. Вот так я с ними и познакомился.

— Вот как… — равнодушно сказала Моене. Соболезнования принесены, теперь речь о повседневной рутине. — Тогда ты, конечно, понимаешь, почему я не отдала это дело тебе.

— Ну, объективно говоря, особых причин для этого нет… — Он не очень хотел разгребать дело о двух трупах на вилле Скугли, но и не желал, чтобы Моене с ее въедливыми рассуждениями чувствовала свою правоту. К тому же объяснения Трульсена, которые он выслушал полчаса назад, показались ему не особенно убедительными. На многие вопросы ответов так и не нашлось, хотя толкование важнейших улик иным быть не могло. — Ведь я с ними общался больше двадцати лет назад.

— Хорошо. — Если она и учла рассуждения Валманна, то на ее лице это никак не отразилось. — Ты, безусловно, понимаешь, что это дело привлечет внимание местного населения, если учесть положение семьи Хаммерсенг. — Она еще плотнее сжала губы. — Без сомнения, поползет множество слухов. Так всегда бывает с подобными делами. — Она поежилась, словно подозревала, что ее лично коснутся эти слухи, которые поползут, как только местные газеты попадут в руки читателей в понедельник утром. — К счастью, история не успела дойти до субботнего выпуска.

— Ну, как говорится, такова уж сущность подобных дел.

— Именно! — Иронию в голосе Валманна она истолковала как собственную победу. — Малейшее отступление от правил, малейшая неловкость с нашей стороны… — ее взгляд поверх очков впился в Валманна, словно если он опустит глаза, то признает тем самым, что именно из-за него, Валманна, правила могут быть нарушены, а полиция попадет в неловкое положение, — и потоки грязи… — Он лишь кивнул, соглашаясь. — И это означает, что мы должны провести расследование как можно аккуратнее и закрыть дело в самые короткие сроки. Ну, так сказать, завернуть, перевязать ленточкой и преподнести общественности на блюдечке с голубой каемочкой! — «На блюдечке с голубой каемочкой»… Она была довольна, что вспомнила это редкое в ее речи образное выражение, и даже не смогла удержаться от слабой улыбки. — А тебе, Валманн, несмотря на личную заинтересованность, не удается облегчить расследование дел, которые ты ведешь… — На это ему тоже было нечего возразить. Она была права: расследуя запутанные дела, он часто находил различные предлоги, чтобы не ограничивать себя правилами и законами. Однако такой принцип, как правило, приносил плоды. — И поэтому… — Она решила озвучить окончательные выводы.

— Извини, Моене, — прервал он ее наконец. Просто не мог больше выслушивать ее самодовольную болтовню, — но я что-то не припомню, чтобы я просил передать это дело мне. Разве не так?..

— Ты там был, — резко ответила она, — вчера вечером.

— Меня вызвали туда. В качестве свидетеля.

— Дело заинтересовало тебя настолько, что во время прекрасного отчета инспектора Трульсена ты даже начал задавать довольно скользкие вопросы.

— Да просто в голову пришло кое-что, только и всего.

— Если у тебя нет прямых и ясных доказательств того, что это происшествие — не несчастный случай и последовавшее за ним самоубийство, я просила бы тебя в дальнейшем не позволять, чтобы такое вдруг «приходило в голову», как ты выражаешься. Подобные идеи не помогут ни следствию, ни умершим и не украсят память о них. Тебе ясно?

— Вполне. — Сейчас ему хотелось лишь быстрее выйти из этого кабинета, где каждое его слово, каждое движение вызывало неприятие не только начальника участка, но и — по крайней мере, так ему казалось — ее бульдога, который укоризненно смотрел на него с фотографии в серебряной рамке на столе.

— Еще один момент. — Она ничем не погнушается, лишь бы убедиться, что он сдался. Итак, прощальный залп: — Тот покойник.

— Да?

— Тебе позвонили в пятницу утром?

— У меня был выходной. И мне сообщили, что место охраняется… — Ему хотелось добавить, что если уж тело пролежало под снегом всю зиму, то ничего с ним не случится, если оно полежит там еще пару дней. Однако он благоразумно промолчал.

— Если в нашем округе обнаружен покойник, то к этому нельзя относиться легкомысленно, Валманн.

— Конечно, нельзя.

— В таких случаях наше легкомыслие выглядит недостойно.