Человеком, выдававшим себя за Клауса Хаммерсенга!
«Клаус». «Шопен». «Юнфинн Валманн». «Жорж Санд»…
Ну и спектакль разыграла Анита!
Ему стоило значительных усилий переварить тот факт, что она воспользовалась — даже злоупотребила! — его именем, чтобы войти в контакт с этим человеком, выдававшим себя за Клауса Хаммерсенга. Затем он абстрагировался от всяческих личных ощущений и сосредоточился на тексте. Быстро пробежал первые страницы. Содержание потрясло и ошеломило его. Ему пришлось взять себя в руки и еще раз убедить самого себя в том, что Клаус мертв и что Анита стала жертвой обмана — что делало положение еще более угрожающим! Он убеждал себя в том, что надо успокоиться, начать сначала и искать промашек, ошибок, проколов, которые могли бы выдать обманщика. Он просматривал страницу за страницей, но ничего не находил. За исключением одной-единственной, маленькой детали…
По мере того как он читал и перечитывал, его охватывало все большее изумление, а затем и ужас от того, насколько все это было правдоподобно — откровенность, горечь и ненависть, выплеснувшиеся наружу спустя столько лет. А тут еще и это: «Я любил тебя…» Что он, собственно, имел в виду? Ведь между ними тогда не было и намека на «любовь» или какую-нибудь физическую близость!
Валманн был потрясен. У него руки чесались ответить на то, что там было написано, исправить, выразить свое мнение об этих событиях. Ему стало плохо при мысли о том, что Анита сидела и читала эти признания и, возможно, — даже очень вероятно! — принимала их за чистую монету. И снова ему приходится занимать оборонительную позицию против привидения из далекого прошлого. «Я любил тебя…» Ну да, это трогательно, печально и даже трагично, ведь любовь не была взаимной! Такое признание могло только послужить подтверждением того горького и парадоксального предположения, и Валманн был недалек от истины, когда опрометчиво назвал Клауса гомиком в присутствии одноклассников. Он читал листочки и все больше убеждался в том, что их мог написать только сам Клаус. Здесь нечего было возразить. Никто другой не мог этого знать. Никому другому не понадобилось бы излагать все это «Юнфинну Валманну».
Он списал Клауса со счетов, считая его мертвым. Но ведь не было еще окончательного доказательства — результата анализа ДНК локона Клауса с фотографии. Только такой результат позволил бы на сто процентов связать найденный труп в лесу с Клаусом Хаммерсенгом. Неужели перед ним и впрямь аргументы Клауса или это его призрак? И хуже всего то, что он отвлекается на такие мысли именно сейчас, когда дорога каждая минута и он все еще не знает, куда делась Анита.
Из кабинета опять появился Кронберг.
— Это оказалось не так-то просто, — ухмыльнулся он, как будто его что-то сильно позабавило.
— У тебя не вышло? Ты не нашел того, кто послал все это?..
— И да, и нет, я не нашел имени, но мне удалось определить местонахождение этого парня, хотя пришлось попотеть. Наши органы здравоохранения умеют защищать свои системы.
— При чем тут здравоохранение?
— Все эти сообщения отправлены через систему одной из больниц.
— Какой больницы!..
— Больницы в Сандеруде. Больше мне, к сожалению, ничего не удалось обнаружить.
Больница Сандеруд. Специальное психиатрическое отделение. Там же лежала Ханне Хаммерсенг…
Валманн вскочил на ноги, а Кронберг попытался несколько охладить его пыл:
— А ты знаешь, кого там искать?
— Предполагаю.
— Думаешь, Ханне?
Кронберг был не только асом в технике, но и вообще неплохо соображал. И Валманн тут же согласился, что это если не ложный след, то, во всяком случае, поспешная и непродуктивная идея. Ханне Хаммерсенг ушла из больницы уже несколько месяцев тому назад. Как она смогла бы получить доступ к компьютеру в больнице?
Он снова повалился на диван.
— Ты лучше еще раз повнимательнее прочитай всю переписку, — трезво посоветовал Кронберг, как будто задача, которую поставил перед ним Валманн, придавала этому вечеру особый смысл.
— Там наверняка что-то есть, что выдаст его. Когда пишешь, тебя легче расшифровать, даже если это переписка в Сети.
Валманн еще раз взглянул на стопку листов, половина которых еще не была прочитана. Он ясно отдавал себе отчет в том, что время не терпит. И в то, же время он пытался убедить себя в том, что не было прямых доказательств того, что Аните угрожает опасность.
Бесполезно. Беспокойство только нарастало. Он схватил телефон, позвонил в полицию и спросил дежурного, не проходит ли акция в связи с делом Хаммерсенгов. Он рассчитывал узнать, по крайней мере, не появлялась ли там Анита, чтобы взять под расписку служебный пистолет.