Гарлет повернулся, чтобы взглянуть на старую аппаратуру в мастерской: «Я не понимаю эти устройства». Он протянул руку, указывая на станок, покрытый разводами окалины: «Что это?»
«Позитронный сварочный аппарат. Он излучает позитроны; там, где они соударяются с материалами, тепло, вызванное аннигиляцией, сплавляет и соединяет детали».
Джаро объяснил функции нескольких других механизмов.
Гарлет обратил внимание на верстак: «А это что? Какие-то странные штуки».
«Это ручные инструменты. Вот трубный ключ, им захватывают и свинчивают трубы. Там, на стене, висит форматор. Лапчатая железная палка — просто-напросто монтировка. Вот стамески и зубила, с лезвиями из синтетического материала, горголия. Они никогда не затупляются».
«А это что, вон там?»
«Прибор для измерения механических напряжений».
Гарлет с подозрением уставился на брата: «Откуда ты все это знаешь?»
«Я несколько лет работал в ремонтной мастерской на космодроме Танета».
«Неважно. Хочешь присесть? Я хочу сообщить тебе о моих планах».
Джаро прислонился к верстаку: «Говори, но покороче — нам нужно возвращаться в Карлеон».
«Я сразу перейду к делу. Мои планы бесповоротны, в связи с чем, пожалуйста, не предлагай никаких изменений, — Гарлет говорил спокойно, тоном преподавателя, разъясняющего прописные истины. — Идеи, о которых ты услышишь — не пустые измышления. Их логика проистекает из неоспоримых первичных истин и позволяет безошибочно определять объединяющую силу, управляющую всеми событиями во Вселенной. Я говорю, разумеется, о равновесии. Любая система, лишенная равновесия, рушится. Законами динамического равновесия — то есть справедливости — регулируются все события и явления, большие и малые, близкие и далекие. Эти законы применимы в отношении любого отдельно взятого этапа существования».
«Да-да, очень любопытно, — сказал Джаро. — Через некоторое время мы снова обсудим этот вопрос, а теперь пора возвращаться в Карлеон».
«Подожди!» — поднял руку Гарлет. Он стоял, сурово выпрямившись и расправив плечи, его глубоко запавшие глаза горели, на бледных щеках проступили розоватые пятна: «Обсуждаемый принцип имеет непосредственное практическое применение. Он применим в отношении системы, включающей меня и тебя. Многие годы равновесие было нарушено, и теперь система находится в неустойчивом состоянии».
«Здесь не время и не место рассуждать о диалектике, — возразил Джаро. — В любом случае, твои идеи отражают твои личные представления, а не мои. Они не имеют никакого отношения к устройству Вселенной или к универсальному принципу справедливости. Повторяю, сейчас у нас нет времени спорить на эту тему. Пойдем отсюда — меня уже тошнит от этого запаха».
Глаза Гарлета пылали: «Молчи! Слушай внимательно! Существует неравновесие: такова предпосылка. Необходимо развить эту идею. Ты меня слышишь?»
«Да-да, развивай свою идею».
Гарлет принялся расхаживать взад и вперед по мастерской: «В начале начал Джаро и Гарлет были едины, существовало равновесие. Затем возник раскол, все изменилось. Жалость и стыд раздавлены, сокрушены неумолимой пятой! Джаро повелевал единственным, преобладающим «я». Несчастный Гарлет превратился в комок, сжавшийся в темноте, у него не осталось даже местоимения, чтобы отождествить себя. Он превратился в ничто: в едва мыслящую протоплазму, в порождение мрачных подземелий, в существо, способное лишь сознавать, что оно почему-то еще живет. Так проходили годы. С медлительностью ползущего ледника порождение мрака развивалось. Гричкин Шим скучал и болтал беспрестанно; протоплазма усваивала идеи и возможности их передачи. Шим назвал имя существа и упомянул некоторые подробности его происхождения — Шим любил хвалиться своими познаниями. Он говорил обо всем на свете — о том, что действительно понимал, и о том, о чем не имел никакого представления. Благодаря Шиму Гарлет узнал, что такое голод и жажда, что такое злобная, мучительная месть. От Олега он узнал, что такое страх и боль. Из внутренней искры возгорелся разум. Ты и я, мы сделаны из одного теста, между нами существовал резонанс. Я научился наблюдать из мрака! Я понял, что такое неутолимая тоска, я проникся алчностью, ощущая твою радость, твое пресыщение удовольствиями жизни. В тоске и в отчаянии я звал тебя, но ты только крепче держался за свои преимущества и отталкивал непрошеного двойника.
В конце концов судьба мне улыбнулась — внезапно наступила эпоха возмездия. Мы останемся в Ромарте; ты обязан стоически смириться с этим планом, хотя с этих пор тебе придется подчинить свои радости моим. Прежде всего нам нужно привлечь симпатию обворожительных красоток, в изобилии гуляющих по улицам».