Тем временем Фаты держались тише воды, ниже травы в Строгове, представляясь агрономами. Стараясь развеять напряжение ожидания, Альтея отправилась в лавку местного антиквара, чтобы порыться в ее пыльных глубинах, наполненных всякой всячиной. В груде малопривлекательного старья она заметила пару тяжелых медных подсвечников — и тут же отвела от них глаза, притворившись, что разглядывает помятую кастрюлю.
«Ценный экземпляр! — тут же прокомментировал лавочник. — Из настоящего алюминия».
«Нет, это меня не интересует, — покачала головой Альтея. — У меня есть кастрюля».
«Конечно, конечно. Может быть, вам понравятся эти старые подсвечники? Где вы еще такие найдете? Чистая медь!»
«Не знаю, не знаю, — сомневалась Альтея. — Пара подсвечников у меня тоже есть».
«Тем более: вам пригодятся новые, если старые сломаются, — настаивал лавочник. — А жить без освещения нельзя!»
«Верно, — согласилась Альтея. — Сколько вы хотите за старые грязные подсвечники?»
«Немного. Примерно пятьсот сольдо».
Альтея не стала даже спорить, ограничившись презрительным взглядом, и принялась разглядывать каменную табличку, зеркально отполированную и покрытую хитроумными резными иероглифами: «А это что?»
«Древние письмена. Я не умею их прочесть. Говорят, они раскрывают десять тайн человеческого существования. Важное приобретение для каждого, кого интересует смысл жизни».
«Не такое уж важное, если иероглифы нельзя расшифровать».
«Можно попытаться — это лучше, чем ничего».
«И сколько она стóит?»
«Двести сольдо».
«Вы шутите! — возмущенно воскликнула Альтея. — За кого вы меня принимаете?»
«Ладно, семьдесят сольдо. Подумайте, как это выгодно: всего лишь по семь сольдо за каждую тайну!»
«Чепуха. Зачем мне устаревшие разгадки каких-то тайн, даже если я смогу их прочесть? За эту табличку я дам не больше пяти сольдо».
«Ай-ай! С какой стати я стал бы отдавать редкости даром любой рехнувшейся покупательнице, откуда бы она ни приехала?»
Альтея торговалась долго и упорно, но после того, как цена снизилась до сорока сольдо, антиквар больше не уступал.
«Это возмутительно дорого! — бушевала Альтея. — Я заплачу сорок монет, только если получу что-нибудь в придачу — что-нибудь не слишком ценное. Например, вот этот коврик и — почему нет? — пару медных подсвечников».
И снова лавочник не желал расставаться с товаром. Он похлопал ладонью по плетеному коврику из черных, красновато-коричневых и золотисто-рыжих полос: «Это молитвенный ковер плодовитости! Его соткали из лобковых волос девственниц! А подсвечникам шесть тысяч лет — их нашли в пещере первого короля-затворника, Джона Соландера. За табличку, ковер и подсвечники я возьму не меньше тысячи сольдо».
«От меня вы получите не больше сорока».
Лавочник вручил Альтее остро наточенный ятаган и расстегнул ворот, обнажив шею: «Можете зарезать меня на месте — я не перенесу бесчестья столь позорной сделки!»
В конце концов, когда у нее уже голова пошла кругом, Альтея вышла из лавки с подсвечниками, табличкой и ковриком в руках, уплатив — по мнению Хильера — примерно в два раза больше, чем все это стоило. Тем не менее, покупки порадовали Альтею.
На следующий день они пролетели над пропастью Куху на аэромобиле. Ущелье пустовало — горцы поднялись к озеру Пол-Понд, чтобы совершить обряд омовения. Фаты поспешно собрали записывающие приборы, вернулись в космопорт Плэйза и улетели на первом подходящем пассажирском звездолете. Результаты их безрассудного предприятия оказались в высшей степени удовлетворительными. Им удалось зарегистрировать потрясающие последовательности звуков, нарастающие и ниспадающие волны — чего? Переплетенных мелодий? Динамического аккомпанемента к сакральным церемониям? Многоголосного отображения массовых духовных порывов? Никто из музыковедов не мог с уверенностью отнести заслужившие широкую известность «Псалмы Куху» (как их теперь называли) к той или иной классификационной категории.
«Мы больше никогда не отважимся на такую авантюру, — сказала Мэйхаку Альтея. — Так или иначе, с этого началось мое коллекционирование подсвечников. Но довольно говорить обо мне и о моих смехотворных увлечениях! Сыграйте нам еще что-нибудь на квакгорне».
«Не сегодня, — уклонился Мэйхак. — Меня не слушается носовая флейта — воздух проходит мимо трубок и получается какое-то сипение. Правильное уплотнение соединения между ноздрями и трубками называется «носовым амбушюром». На то, чтобы по-настоящему научиться носовому амбушюру, уходят годы. А если он у меня когда-нибудь на самом деле получится, я буду выглядеть, как летучая мышь-вампир».