Люди все прибывали и прибывали. Толпа горожан текла, не прекращаясь, из древнего тоннеля, забивая до отказа пространство площади.
Когда на сёрчеров все с возрастающей силой стали напирать новоприбывшие, Рябой Рахт, подняв голову, предложил:
– Можно залезть наверх! Люди уже занимают места и там.
Повернувшись, искатели, и в самом деле, обнаружили, что нианцы поднимаются на древний виадук, взбираясь по изрытой трещинами, облупившейся стене из красного кирпича.
– Да, Клянусь Светлым ликом Троицы, это будет непросто, – протянул Джиро. – Занятие совсем не для слабонервных…
В самом деле, смельчакам приходилось карабкаться вверх по совершенно отвесной стене. Конечно, подниматься нужно было не по ровной плоскости, какой она была несколько тысячелетий назад; время изъело стену впадинами и рытвинами, что облегчало задачу. Но, все равно, громада виадука уходила ввысь на высоту примерно четырех, может быть, пяти этажей старинных домов.
Кому-то это удалось сделать, и фигуры отважных уже темнели на самом верху… хотя многие оставляли свою безумную затею, только попробовав подступиться к стене.
Внезапно со стороны виадука раздался отчаянный крик. Все, кто был в этот момент на площади, мгновенно повернули туда головы.
Какой-то молодой мужчина, уже почти достигнув верхней площадки, внезапно сорвался вниз, не удержавшись на кирпичных рытвинах. С истошным, пронзительными воплем, судорожно изгибаясь всем телом и пытаясь хоть как-то уцепиться в последний момент за стену, он полетел вниз и с глухим стуком врезался в древнюю бетонную плиту, заваленную россыпью битого красного кирпича.
Толпа ахнула в едином порыве ужаса. Все уставились на несчастного.
Слабо шевельнувшись пару раз, нианец затих. Несколько человек ринулись к нему, чтобы помочь, но все уже было бесполезно.
Несчастный уткнулся лицом в кирпичную крошку, словно закрывая руками проломленную голову. В первые секунды возникала даже такая иллюзия, будто он заслоняет глаза от ослепительного солнечного света.
Но уже через мгновение все заметили, как рядом с головой стремительно стало разливаться темное полукруглое пятно.
Пробравшиеся сквозь толпу стражники оттащили труп в сторону, а зеваки, собравшиеся посмотреть на казнь, на все лады принялись обсуждать это происшествие. Все восприняли случившееся как некую встряску, предварительную подготовку к грядущему кровавому и жестокому зрелищу.
– Клянусь Светлым ликом Троицы, ему уже все равно… – сказал Джиро, посмотрев на треснувший череп смельчака. – У меня лично совершенно нет настроения забираться на виадук. Мне и без того хорошо видно отсюда.
Бритая голова чернокожего гиганта возвышалась над толпой, так что ему, в отличие от остальных, даже не требовалось приподниматься на цыпочки, чтобы обозреть все, что происходило в этот момент вокруг.
Еще у входа в тоннель виадука, ведущий на площадь Серебряной Звезды, Хрипун постарался наглухо заблокировать все каналы телепатической связи. Он поглубже упрятал ментальный медальон, развернув его тыльной стороной к груди, чтобы не стать жертвой собственных телепатических способностей.
Уже в городе, на широком проспекте, он стал болезненно и обостренно чувствовать все, что творилось в головах нианцев. Горожане в предвкушении предстоящей казни словно не могли думать ни о чем другом, и все их подсознательные импульсы были направлены только на переживания, связанные с черной, отрицательной энергетикой.
Светлые мечты и ласковые воспоминания, добрые надежды и радостные переживания, все эти солнечные мысли словно улетучились из сознания окружавших его людей. Вместо этого их разумом завладели жестокие инстинкты.
Создавалось ощущение, точно внешние слои мозга, отвечающие за самые сложные переживания человеческой психики, куда-то испарились. Вместо этого сознанием почти каждого горожанина, спешившего на площадь Свинцовой Звезды, заправлял отныне тот слой мозга, который у человека был общим даже не с млекопитающими, а с рептилиями.
«P-комплекс», составляющий ядро мозга любого человека, в этот день точно разбух в головах у многих и полностью завладел их сознанием.
Уже постепенно продвигаясь по темному тоннелю, Хрипун с холодным ужасом чувствовал, как его обволакивают комком сплошного слизистого месива ментальные излучения, основанные на самых низменных чувствах.
Жестокость и зависть, тщеславие и похоть, все это окружало сознание Кийта, стискивало пульсирующим кольцом, когда он проходил с друзьями по длинному тоннелю и, особенно, когда появился на площади. Все это давило тяжело, как душный предгрозовой воздух.