В таком случае мой бесконечный спуск и раскачка имели место в действительности, и я находился на глубине, сравнимой с глубиной давно разрабатываемого угольного прииска. Такое подтверждение моих первоначальных опасений было невыносимо. Это было слишком. По счастью, бог проявил ко мне милость: я второй раз впал в забытье.
И снова забытье сие не было лишено видений – столь отвратительных, что они почти не поддаются описанию. Боже мой!.. Если бы только я не читал так много трудов по египтологии перед приездом в эту страну, полную тайн и кошмаров! По какой-то гнусной причине мои наваждения обратились к местным древним мифам и мертвым династиям, места упокоения которых напоминают скорее жилища, чем гробницы. В видениях явилось мне продуманное внутреннее убранство пирамид; в них же отразились чрезвычайно странные, леденящие кровь гипотезы о предназначении этих конструкций.
Все, чем эти люди жили, – смерть и загробная жизнь. Они действительно веровали в телесное воскрешение, что заставляло их с безрассудной тщательностью мумифицировать трупы и сберегать жизненные органы в сосудах-канопах. Они верили в душу, которая, взвешенная и благословленная богом Осирисом, могла быть допущена на святую землю; и в ка, распределенную по небесам и тверди, блуждающую средь гробниц и взыскующую некую дань с мумифицированных останков. Ка требовала жреческих подношений, собирала их из погребальных часовен; ка – ходили и такие слухи – выкрадывала тела или их деревянные копии, традиционно размещаемые рядом, и об ужасных намерениях этой силы оставалось лишь гадать.
Тысячи лет покоились тела, уложенные в саркофаги, глядя остекленевшими глазами, ожидая прибытия ка, ожидая того Судного дня, когда Осирис возвратит на прежнее место ка и душу и поведет легионы окоченевших мертвецов из домов вечного сна, находящихся глубоко под землей. Это должно было быть чудо второго рождения, но не все души к этому допускались. Иные гробницы считались оскверненными, в чем следовало усматривать либо непреднамеренные ошибки, либо злодейски обдуманные нарушения правил погребального обряда. Даже сегодня арабы тихонько говорили о страшных последствиях поругания могил – о тех бедах, что навлечет крылатая ка, поняв, что ее мертвые послушники запятнаны, и лишены милости, и встать могут лишь бездушными трупами, голодными и неприкаянными.
Возможно, самыми страшными легендами, от коих кровь стынет в жилах, являются те, что рассказывают о результате порочных склонностей и извращений разлагающегося духовенства той эпохи – составных мумиях, искусственно соединенных по образу древних богов человеческих туловищ с головами животных. Во все периоды истории священных животных мумифицировали, чтобы освященные быки, кошки, ибисы, крокодилы и им подобные могли вернуться, когда наступит время, в еще большем великолепии. Но только во времена упадка Египта соединяли в одной мумии человека и зверя – только во времена упадка, когда сама концепция ка и души была осмеяна.
Что случилось с теми составными мумиями, никто не ведает – по крайней мере, совершенно точно известно, что ни одному египтологу их не удалось обнаружить. То, что рассказывают арабы, слишком нелепо – на такое нельзя положиться. Послушать их, так владыка Хефрен – тот, что воздвиг Сфинкса, вторую пирамиду и центральный храм, – доселе заседает глубоко под землей. Он вступил в брак с царицей-нежитью Нитокрис и правит мумиями, не похожими ни на человека, ни на животное.
Именно они – Хефрен со своей женой и их странными войсками мертвецов-гибридов – явились мне в видениях, которые постепенно сгладились в памяти. Но самое ужасное из них было связано с вопросом, который я задал себе вчера, глядя на Сфинкса, высеченную из камня великую загадку пустыни. Тот вопрос, столь невинный и естественный тогда, приобрел в моем сне неистовый, абсурдистский смысл, а звучал первоначально он так: какое же колоссальное, вызывающее отвращение чудовище исходно являл собой Сфинкс?
Мой второй приход в сознание – если я взаправду в него приходил – ознаменовался глубочайшим страхом, который ни с чем в моей жизни не может сравниться, если не припоминать один случай, имевший место гораздо позже, – стоит заметить, что жизнь моя была полна приключений, которых хватило бы на десятерых рядовых смертных! Помните, я утратил чувства, заваленный лавиной ниспадавшей на меня веревки, чья нескончаемость вскрыла ту катастрофическую глубину, на которой я находился? Придя в себя, я не ощущал больше ее давящего веса, но осознавал, что остаюсь слепым и с кляпом во рту. Кто-то полностью убрал мотки пеньки, под которыми я чуть не погиб. Понимание этого пришло ко мне постепенно, и я подумал, что мог бы снова потерять сознание, если бы к тому моменту не достиг того эмоционального изнурения, когда страх стал мне безразличен. Я был не один… но с кем?