Я не решился рассказать ему о самом приятном берлинском воспоминании — о Лотте. Она носила закрытый халат с длинной, бесконечно длинной молнией, от самой шеи и до щиколоток. Тоненькая и бледная, она напоминала египетскую статуэтку.
Зато я рассказал ему о Михаиле. Случилось так, что в Берлине, как это ни странно, я довольно близко сошелся с моим советским коллегой. Михаил восторженно рассказывал мне о романах Фадеева — это был его кумир. Он даже выписал для меня из Москвы книги Фадеева на французском языке. Он знал наизусть целые страницы и читал мне их по вечерам в разрушенном городе, пока наше начальство заседало в кабинетах. Я долго говорил о Михаиле, и под конец мой пассажир внезапно спросил:
— Если я правильно вас понял, вы офицер?
Мы подъезжали к Дижону. Машин на дороге становилось все больше. Рекламные щиты, расставленные вдоль дороги, восхваляли историческую столицу Бургундии и особенно ликер из черной смородины. Где-то наверху, слева от нас, парижский экспресс с шумом вырвался из туннеля и спустился по склону горы, прорезав ночь мчащимися огнями. Мы держались некоторое время рядом с ним, между каналом и рекой, которые так же, как и мы, неслись по долине, стараясь обогнать друг друга. Но пока я переезжал через мосты и пересекал Пломбьер, поезд обогнал меня. Не люблю состязаться с поездами. Не потому, что не могу их обогнать. Просто власти им бессовестно потворствуют. А это нечестная игра.
На прошлой неделе мне пришлось заночевать в Дижоне. Правда, тогда я выехал из Парижа несколько позже, лил дождь, мне было тоскливо и одиноко. Я снял номер в довольно хорошей гостинице неподалеку от вокзала и, сидя в ванне, долго размышлял о бесцельности своего существования, о пустоте, которую оставила в моей жизни Франсуаза. Я прекрасно помню, что решил тогда возвратиться в Париж. Что мне делать в фильме, который снимает Роже? Я едва находил в нем отдаленное сходство с сюжетом моего рассказа. Стоит ли из-за этого мчаться через всю Францию, чтобы торчать два дня на съемочной площадке, мешая операторам, смущая актеров, раздражая Роже! Наутро от моего решения не осталось и следа, а радушный прием, оказанный мне группой «Мадемуазель Эрмелин», заставил позабыть ночные сомнения.
— Если вы не очень устали, — предложил я своему спутнику, — мы не станем ночевать в Дижоне и поедем дальше.
Еще не было полуночи, и я решил отоспаться в Шампаньоле, где меня ждала комната в гостинице и где находятся мои приятели из кино.
— Конечно, — ответил он. — Надо ехать дальше. Даже если я и устал.
«Историческая столица Бургундии» выглядела более сонной, чем какой-нибудь захолустный городок. Фонари освещали красивые проспекты и безлюдные улицы, бесцельно били фонтаны на пустых площадях, а старинный герцогский дворец, огромный и ненужный, казался покинутым много веков назад.
Я долго кружил по маленьким запутанным улочкам вокруг дворца в надежде отыскать какое-нибудь кафе, пока наконец не остановился у зеленой вывески бара. От рокота моего мотора на тихой узкой улице содрогались дома. Я выключил зажигание и предложил моему спутнику зайти подкрепиться стаканчиком вина.
— Если не возражаете, — ответил он с холодной вежливостью, — я подожду вас в машине.
Я был немного озадачен, но продолжал настаивать. Он поблагодарил еще раз и снова отказался. Мне хотелось выпить, и я не намерен был уступать. Не говоря ни слова, я вышел из машины, с шумом захлопнул дверцу. Затем, в порыве злости и недоверия, снова открыл дверцу и вынул ключи из замка. Я прекрасно понимал, как оскорбителен мой поступок, но в душе был доволен, что могу ответить оскорблением на оскорбление. Позднее я понял, что поступил просто бессмысленно: в разговоре выяснилось, что мой пассажир не умел водить машину.
Нарядный бар был почти пуст. Я заказал двойную порцию шотландского виски со льдом. Официант подал мне не торопясь, да и я не спешил пить, все еще переживая свою обиду. Я дал себе слово освободиться от этого типа как можно скорее и, главное, впредь вести себя умнее. Да, Бернадетта меня здорово провела! Но она еще получит свое в понедельник утром, как только я вернусь! Дрянь этакая!
Выйдя из бара, я остолбенел от неожиданности, сердце бешено заколотилось: два полицейских с велосипедами стояли возле моей машины. Один из них, открыв дверцу со стороны шоссе, нагнулся и стал что-то говорить моему пассажиру, второй ждал в нескольких шагах позади.